Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Одно из наиболее перспективных направлений, открывающихся, когда мы проецируем теории Бахтина на моду, – анализ способов, которыми модельеры и люди других творческих профессий, работающие на стыке моды и визуальных искусств, исследуют телесные границы и ставят под сомнение критерии нормативного тела. Как я уже писала в других своих работах, модные эксперименты, демонстрирующие интерес к феномену телесных границ и телам, не признающим ограничений, начали набирать обороты в 1980‐х годах, чему способствовали активизация феминистского движения и распространение СПИДа в эпидемических масштабах (Granata 2010: 149–150). Таким образом, 1980–1990‐е годы – это период, особенно богатый примерами, подходящими для изучения проявлений бахтинского гротеска в моде, тем более что атмосфера этого времени обострила внимание к телесным границам и озабоченность их надежностью и сохранностью (Ibid.).

Среди модельеров, которые в XX веке стремились найти новые формы и исследовали идеалы женского тела, выделяются три значимые фигуры, прочно ассоциирующиеся с модой 1980‐х и 1990‐х годов: японка Рей Кавакубо, основавшая бренд Comme des Garçons и прочно обосновавшаяся в Париже; британский модельер Джорджина Годли; и Ли Бауэри, снискавший известность как дизайнер, перформер и завсегдатай ночных клубов. Как будто в соответствии с генеральной линией моды 1980‐х, Кавакубо, Годли и Бауэри создавали громоздкие формы и использовали объемные вставки, однако в их исполнении эти знаковые элементы стиля превращались в пародию, и силуэты моделей выглядели антитезой не только фасону, модному на тот момент, но и в целом мейнстриму моды за всю ее историю. У всех троих можно найти силуэты, так или иначе напоминающие о том, как выглядит тело беременной женщины, с которым мода откровенно отказывалась иметь дело на протяжении всего XX века.

Еще в середине 1980‐х годов Джорджина Годли радикально изменила женский силуэт, искусственно добавив объема ягодицам, бедрам и животу. Как пишет художественный критик Мариучча Касадио, «одежда [созданная Джорджиной Годли] изменяет и подчеркивает форму и размер женского живота и ягодиц благодаря объемным вставкам, которые невозможно не заметить». Вдохновение для коллекции «Bump and Lump» («Бугры и выступы», осень – зима 1986/87) Годли черпала

из медицинских и научных источников, включая ортопедию и гинекологию, используя целый ряд материалов и форм, которые приподнимают и увеличивают специфические части [женского] тела. Такая «клиническая» эстетика стала краеугольным камнем ее новой концепции силуэта. Созданные ею вещи – это формальное воплощение неведомых прежде возможностей мутации (Casadio 2004: 344).

По словам самой Годли, эта коллекция разрабатывалась как прямая противоположность модному идеалу, в первую очередь отвергающая требования, предъявляемые телу модой 1980‐х годов: маскулинность, подтянутость, подчеркнуто здоровый вид и безупречность. Часто за этими качествами стоял «инженерный проект», воплощенный благодаря целой комбинации «технологий себя», включающей диеты, физические тренировки и пластическую хирургию, – она дополняла ухищрения самой моды, главным из которых стала властная манера одежды (powersuit)73.