Итак, пройдя путь от племени к нации, этнос может изменить свою этническую природу — вплоть до полного исчезновения, как это произошло с испанцами и португальцами в Латинской Америке. А может и не изменить, или изменить в незначительной степени, как англичане в своих колониях или русские — на всем пространстве России. Этот путь — своего рода тест на выживание, его проходят сильнейшие.
4.5. Этнос, субэтнос, суперэтнос
Один генотип — один инстинкт.
Прежде всего постулируем: все понятия, имеющие корень «этн», — сугубо биологические, то есть этнические в прямом смысле слова, и иными быть не могут. Соответственно, суперэтнос (синоним: мегаэтнос) и субэтнос есть категории, соотносимые с категорией этноса, как некий максимум и некий минимум по отношению к некоей средней величине. А если брать аналогии из мира точных наук, здесь подходит концепция вложенных множеств, поскольку в каждый из суперэтносов входит ряд просто этносов, каждый из которых может, в свою очередь, содержать ряд субэтносов. Соль вопроса в том, что ни в суперэтнос, ни в этнос нельзя объединить произвольно взятые этносы и субэтносы, а только те, что кровно связаны между собою одним происхождением, пусть отдаленным во времени.
Такое представление не имеет ничего общего с расхожим представлением, запущенным в публику с легкой руки Гумилева[404]
, согласно которому существуют, якобы, византийский или американский, или советский, или российский и т. д. суперэтносы. В действительности это все — не что иное как этнические конгломераты, состоящие из кровно чуждых и даже враждебных порой друг другу этносов, волею обстоятельств затиснутых в единые государственные границы. Проведя некоторое, пусть даже длительное, время совместно (и порой проведя его в напряженной борьбе за роль лидера, государствообразующего этноса), эти народы рано или поздно разменивают общую судьбу на частные судьбы — и конгломерат, как это мы не раз наблюдали в истории, распадается по этническим границам[405]. Этническая взвесь разлагается на исходные компоненты. Одни этносы, входившие в конгломерат, обретают статус нации и собственную независимую судьбу, другие входят в состав вновь созданных конгломератов, третьи ассимилируются. Все это не имеет ровно никакого отношения к суперэтносам, каковые есть природная данность.У Гумилева можно встретить и такое понимание суперэтноса, как, например, «мусульманский суперэтнос», когда речь идет о некоей общности, осуществляющей свое единство поверх не только этнических, но и государственных границ. Но и такое словоупотребление не оправдано, ибо оно не только игнорирует основной критерий любой этничности (общность крови), но и «умножает ненужные сущности», как выразился бы Оккам. Ведь уже есть такое понятие, как конфессия, цивилизация и т. п., зачем же его дублировать, внося сумятицу в терминологические ряды?
Суперэтнос схож с этносом тем, что в его основе лежит общность происхождения, отраженная, как правило, и в языке. Поэтому нет византийского, американского, или советского, или христианского, или мусульманского суперэтноса, но есть, например, суперэтнос славянский, или черкесский[406]
, или германский, или финский и т. д. Входящие в суперэтнос этносы могут проживать вдали друг от друга, не соприкасаясь государственными границами, их судьбы могут в большей или меньшей степени зависеть друг от друга (или вовсе не зависеть), они могут даже сражаться друг с другом и друг друга ненавидеть, как хорваты и сербы, например. Вот только выйти произвольно из состава своего суперэтноса они не могут. Как и произвольно войти в него. И хорват, и серб как родились, так и помрут славянами, и ничья политическая воля не в силах этого изменить.В каком-то отношении суперэтнос может выступать в роли коллективной личности — возьмем, к примеру, историю славяно-германского противостояния в целом. Но эта роль заметна лишь в макромасштабах времени и места — в данном случае, на театре всей Европы в течение не менее полутора тысяч лет.