Основы языческого миропонимания

Таким образом, речь, вероятно, должна идти не о «незавершенности» западносибирского шаманизма, а о его исторически обусловленном преждевременном упадке. «Незрелость» или «незавершенность» шаманских верований действительно имела место, но не в Западной Сибири, а на крайнем северо-востоке Азии — у чукчей, коряков, ительменов. Шаманы названных народов, судя по ряду признаков, просто не успели окончательно выделиться в особую категорию культовых лиц. «У камчадалов, — писал почти два с половиной века назад С. П. Крашенинников, — нет особливых шаманов… При шаманстве не бьют они в бубен, ни платья, нарочно для этого сделанного, не надевают…, но нашептывают на рыбью шалгу (жаберную крышку. — М. К.), на сладкую траву, на тоншичь, и тем лечат болезни, тем отвращают несчастья и будущее предвозвещают» (Крашенинников С. П., 1956. С. 81–82).

Неразвитость шаманства наблюдалась и у чукчей. «Чукотское шаманство, — читаем мы у В. Г. Богораза, — не только не дошло до окончательного расчленения, но даже не специализировалось настолько, чтобы создать особый шаманский наряд и бубен. Чукотские шаманы употребляют обыкновенный семейный бубен и носят обыкновенную одежду, иногда обшитую по рукавам и подолу кожаными амулетами и бахромой. У приморских шаманов встречается пестрая меховая рубаха с разрезами по бокам и вышивками по мездре, но это заимствовано у эскимосов» (Богораз В. Г., 1899. С. 32). «Шаманским» платьем в ряде случаев служила женская одежда (у мужчин) или «чужая»: американская, тунгусская. В районах, примыкающих к тунгусоязычному ареалу, использовались тунгусский бубен и тунгусские элементы одежды. Чукотский бубен-барабан был прост по устройству и не имел специфической ритуальной разрисовки.

Недооформленность чукотского шаманства отмечали и более поздние этнографы. «Чукотские шаманы, — полагает И. С. Вдовин, — не отделились от промыслово-хозяйственной и промысловой деятельности семьи, патриархальной общины. Для большинства из них шаманство не стало профессией, постоянным источником существования… В каждой первичной социальной ячейке — семье кто-нибудь из ее членов, обычно муж или жена, знал некоторые приемы, способы и средства борьбы со злокозненными существами лыгилькэльэт — главными врагами чукчей. Этими знаниями обладал в какой-то мере каждый чукча. В борьбе с такими существами защитными свойствами обладали бубны, имевшиеся в каждой семье…, оружие, собаки…, и наконец, семейные и личные охранители — тайныквыт» (Вдовин И. С., 19816. С. 182).

«Среди чукоч, — пишет В. Г. Богораз-Тан, — чуть ли не каждый третий или четвертый человек претендует на уменье шаманить. Каждый взрослый чукча в зимние вечера обычно развлекается игрой на бубне и пением… Переход от такого развлечения к настоящим шаманским действиям почти незаметен. Поэтому можно сказать, что каждый чукча может быть шаманом, поскольку у него есть к этому склонность и уменье. Семейное шаманство (колдовство? ворожба? — М. К.), по существу очень простое и примитивное, очевидно предшествовало развитию индивидуального шаманства. Последнее возникло на базе первого… Замечается тенденция к замене его (семейного шаманства. — М. К.) индивидуальным шаманством. Чукчи называют таких шаманов "имеющими духов"» (Богораз-Тан В. Г., 1939. С. 105–106). При этом, насколько можно судить по немногим имеющимся материалам, чукотский шаман «получал» (как избранник потусторонних сил) нередко лишь духа-покровителя; что же касается духов-помощников, то это были частью традиционные личные и семейные духи-охранители, частью «помощники», приобретенные или найденные в процессе последующей шаманской деятельности (Богораз-Тан В. Г., 1939. С. 120–121). Эту особенность, видимо, тоже следует трактовать как показатель архаичности чукотского шаманства.

Некоторые исследователи, например, И. С. Вдовин, полагают, что чукотское «шаманство» не пошло дальше колдовства и не смогло взять на себя религиозные функции: «В его ведении была только нечистая сила (кэльэт) и все, что связано с ней» (Вдовин И. С., 1981 б. С. 213). Собственно, к такому же выводу склонялся в свое время и Богораз-Тан. Ныне большинство этнографов-религиоведов склонны считать, что шаманизм является универсальной мировоззренческой системой, которую на определенной стадии пережили (или переживают) все народы Земли (Окладникова Е. А., 1992; Сухова О. Н., Авилова И. К… 1992). С этим тезисом трудно согласиться, тем более что названные авторы не оговаривают своего понимания шамана как культовой личности, шаманства как обрядово-ритуальной практики и шаманизма как системы миропонимания, полагая, видимо, что это и так всем известно. Поэтому нередко обнаруживается, что под именем шаманства и шаманизма преподносятся колдовство, архаичные формы жречества или даже язычество вообще.