Особо дикая магия

Изрытая копытами грязь сменяется булыжной мостовой, все вокруг мягко освещают уличные фонари, шум толпы достигает предела исступления. Торжественно прошествовав по многолюдным улицам под гирляндами красных флажков и широко открытым глазом луны, они поднимаются на помост, воздвигнутый на главной площади. На них устремлены взгляды всех, кто только есть в Уикдоне.

В своих охотничьих куртках зрители выглядят мешаниной цветов – коричневого, синего, черного, – словно водовороты ночного прилива. Далеко не все взгляды враждебны: Маргарет мельком замечает, что Аннетт Уоллес и Халанан воодушевленно машут им, пока они проходят мимо, но при виде других лиц у нее перехватывает дыхание от страха.

Церемония краткая, как и обещала миссис Рефорд. Их представляют собравшимся, пастор Моррис произносит заключительное слово, вернее, заунывную речь о благодати Божией и порочности материального мира. Их фотографируют – усерднее, чем она могла вообразить. Если ей ничего не хочется так, как проспать ближайшую тысячу лет, Уэс прямо-таки купается во всеобщем внимании. Медики сделали с его лицом, что смогли, сумели слегка убрать опухоль, хотя один глаз все еще налит кровью и ссадина тянется вдоль носа, как изгиб реки. Почти все время, пока их фотографируют, он поворачивается в профиль, стараясь, чтобы ссадина была не видна.

К тому времени, как их отпускают, большинство участников охоты уже засели в пабе или разошлись по своим номерам. Однако у Маргарет осталось еще одно, последнее дело перед тем, как она сможет отдохнуть.

Когда рассеиваются худшие из пробок, они вызывают такси, чтобы добраться до Уэлти-Мэнора. Едва завидев впереди дом, одинокий и съежившийся, будто спящий пес в ложбине, Маргарет становится жаль, что обратного пути нет. От страха ее дыхание учащается, но рука Уэса в ее руке успокаивает, пока они сворачивают на подъездную дорожку. Свет горит только на втором этаже, сочится сквозь осколки стекла в разбитом окне комнаты ее матери.

– Я буду рядом с тобой, – говорит Уэс, пока они выбираются из машины. – Я тебя прикрою.

Таксист выглядывает в окно.

– Жду только десять минут, ясно?

– Спасибо, сэр, – с убедительной любезностью отзывается Уэс. – Больше нам и не нужно.

Маргарет размеренно дышит, отгоняя страх, пока они поднимаются по шатким ступеням веранды и открывают входную дверь. Холодный пот струйкой стекает за ее воротник и вниз по спине. В доме пыль взвивается в столбах водянисто-голубого лунного света. Это все равно что блуждать по склепу. Спокойствие и гнетущая тишина.

Наверху не слышно ни шороха, даже когда они захлопывают дверь, даже когда идут в комнату Маргарет, чтобы сложить остатки ее вещей в чемодан. Ивлин намерена отпустить ее, не сказав ни слова, и почему-то это хуже любого другого варианта.

Только когда они возвращаются обратно в прихожую, Ивлин возникает на верхней площадке лестницы. Смотрит на их сцепленные руки, затем на чемодан Маргарет, который несет Уэс. Ее очки бликуют, разглядеть выражение ее глаз невозможно.

– Вижу, ты приняла решение.

– Да.

– Отлично, – голос Ивлин звучит устало. – В таком случае я обращаюсь к вам, мистер Уинтерс. Может, вы окажетесь более вменяемым или сумеете образумить ее.

– Вас ждет разочарование. Я не указываю вашей дочери, как ей поступать. Она несколько упряма.

– Значит, кое-что общее у вас есть. И раз на угрозы вы не реагируете, предлагаю компромисс. Забирайте ее. Забирайте и дом, если хотите, вы ведь все равно потащите ее в суд и будете ждать моей смерти. Все, чего я прошу, – отдать мне хала. А я дам вам что угодно. Вы хотели поступить в ученики? Предлагаю вам кое-что получше. Я сделаю вас выпускником и напишу рекомендацию в Дануэйский университет – или куда захотите и где у меня есть связи. Только назовите. Все, что в моих силах отдать вам, – ваше.

– Нет. Вряд ли.

Ее лицо искажает гнев, но пауза длится, и гнев рушится, вытесненный поражением. Ивлин обхватывает перила так крепко, что белеют костяшки пальцев.

– Маргарет, пожалуйста. Не поступай так со мной. У меня же не останется ничего.

Маргарет наконец-то видит, кто она такая на самом деле: слабая женщина, цепляющаяся за остатки былой власти. Она внушает сочувствие. Это неправильно – видеть, во что превратилась ее мать. Когда-то она была деятельной, увлеченной и любящей. Но Уэс был прав, когда говорил, что тьма есть в каждом. Может, во всех таится второе «я», ждет, незримое, как обратная сторона луны. Смерть Дэвида воспламенила в ней что-то, и увлеченность усугубилась, стала одержимостью.

– Тебе в самом деле так нужен этот камень? – спрашивает Маргарет. – Он же ничего не исправит. Не вернет его, а если и вернет, будет ли это иметь значение после всего, от чего ты отказалась? Или же ты всегда любила память о нем больше, чем меня, реально существующую?

Вот он. Маленький, жуткий страх, который она так долго прятала в себе.