– Какой же вы смешной.
Уэс чуть не испускает дух прямо на месте, но собирается с силами, чтобы спросить:
– Правда?
– Да. – Холодный ветер пролетает по улице, насыщенный солью и обещаниями, и путает ей кудри. В таком виде она мучительно прелестна. – До сих пор не верится, что вы уговорили меня.
– Хотите сказать, раньше вы никогда не опаздывали на работу? Долго же вам еще скатываться по наклонной. И никогда не удирали из дома поздно вечером?
– Удирала, конечно! – притворяясь возмущенной, она прикладывает ладонь к своей груди.
– В таком случае кое-какие представления у вас имеются. Куда пойдем?
– Да здесь идти-то особенно
Уэс шутливо толкает ее плечом.
– И чем же вы обычно занимаетесь?
– Многие у нас пьют где-нибудь у пристани. Иногда мы прыгаем с утесов.
– С утесов, значит?
– Это совсем не так увлекательно, как вам кажется. Не то что танцы и вращение в высшем свете, к какому вы наверняка привыкли в большом городе.
Уэс размышляет, не признаться ли ей, что ему и его друзьям подобные развлечения не по карману. Подумывает, не объяснить ли, что он, скорее всего, – худшее, чего боится ее отец: банвитянин без официального образования и хоть каких-нибудь перспектив. И не рассказать ли, что он живет в многоквартирном доме в Пятом Околотке, где даже близко нет шикарных клубов, которыми она бредит. Но это неизбежно испортит обоим настроение. Он просто составляет ей компанию, их время ограниченно. Лучше пусть и дальше верит, что он – искушенный, светский, состоятельный юноша, за какого она его приняла.
– Сделайте одолжение, просветите. Меня так легко впечатлить.
Она вздыхает.
– Вы уже пробовали уикдонское мороженое?
– Я бы не сказал.
– Вот и хорошо, – говорит она таким тоном, словно выслушала трудное признание. – Идем.
Сначала они стоят в бесконечной очереди за мороженым, затем следуют к полю за остальными толпами зрителей, подтянувшихся к сезону охоты. Под руку они бредут по колено в траве, пока не находят подходящее местечко возле утеса над океаном. Лунная дорожка дрожит на воде, почти черный песок окаймлен кружевом морской пены. Они усаживаются на траву, Уэс краем глаза наблюдает за Аннетт, у которой на пластиковой ложечке тает мороженое. Свое он приканчивает меньше чем за минуту, насыщенный мятный вкус все еще ощущается на языке.
– Странно видеть здесь столько народу, – говорит она.
– Да уж. Население городка увеличилось чуть ли не в пять раз.
– Не в этом дело. Иногда мне нравится приходить сюда одной. – Ему кажется, что она пытается объяснить ему что-то важное, но он не в силах разгадать смысл ее грустного взгляда. – Порой я сижу здесь и гадаю, что там, по другую сторону этой воды.
– Острова Ребан.
Она легонько шлепает его по руке.
– Вы же понимаете, о чем я.
Он виновато усмехается.
– Неужели вы никогда не покидали Уикдон?
– Нет. Никогда. Но хочу, больше всего на свете. Кажется, здешние места выжимают из меня жизнь. Все, что есть в них. Гостиница. Мои родители. Даже мои друзья. Вряд ли хоть кто-нибудь из них что-то понимает, когда я пытаюсь объяснить. Они родились здесь и здесь умрут. Вот и все.
– Так почему же вы не уедете?
– У отца не выдержит сердце. А может, я просто трусиха. Как представлю, что весь путь до большого города проделаю сама по себе… Нет, это выше моих сил.
– Это не трусость, – вдалеке мигает в сумерках маяк. – Одиночество – страшная штука. Может, даже самая страшная в мире.
– А вы выбрали самый одинокий и тоскливый уголок во всем Уикдоне. – Она бросает на него сочувственный взгляд. – Как вы только справляетесь?
О чем ему сейчас хочется думать меньше всего, так это о Маргарет. И, как это ни странно, только о ней его и тянет думать.
– Да знаете, я сам себя развлекаю.
Он умолкает в нерешительности. Вероятно, Аннетт – единственный человек в городе, способный честно рассказать ему о Маргарет и ее матери. Но даже мысль об этом отдает предательством. Однако Маргарет неохотно распространяется о себе, и, если она решительно настроена держать его в неведении, как еще ему удовлетворить свое любопытство?
– Впрочем, если вы не возражаете, я все-таки спрошу… Семья Уэлти, кажется, почти не участвует в жизни местного общества. Интересно, почему?
– А-а… – Ее губы кривятся от неловкости. – Ну, Ивлин затворница. Когда умер брат Мэгги, она перестала выходить из дома. А потом, когда ушел ее муж, вроде как спятила. Честно говоря, жаль мне Мэгги. Ей трудно живется.
Все это ему уже известно – кроме упоминания, что ее отец ушел. Но сказанное все равно ничего не объясняет, разве что дает понять одно: жители Уикдона сторонятся горя, как заразной болезни.
– Если вы ей сочувствуете, почему же не дружите с ней?
Он сам удивляется резкости в своем голосе. Аннетт тоже не ожидала ее, потому что моргает с искренним беспокойством, широко раскрыв глаза.
– Вы же сами сказали в тот раз. Приятной компанией ее не назовешь. Друзья ей не нужны.
– Чепуха. – Вот именно, чепуха. Всем нужны друзья, даже Маргарет. Даже если она в этом не признается. – Так объясните: значит, вот почему Харрингтон цепляется к ней? Потому что она ему неприятна?