Особо дикая магия

Через несколько дней все его трудности разрешатся. Его семья будет обеспечена, он получит возможность добиться ученичества. Конечно, если разгадает секреты этого манускрипта. И если Ивлин вообще решит вернуться в Уэлти-Мэнор.

От неожиданного стука в дверь он вздрагивает. В душу закрадывается страх. Сюда никто не приходит, разве что с плохими вестями.

Но, открыв дверь, он видит на пороге Аннетт.

– А-а, – хрипло говорит он. – Добрый вечер.

Она стоит на веранде, одетая в свободное платье в синих «турецких огурцах». Широкий отложной воротник обнимает ее шею, как пара рук, аккуратный бант завязан ниже ключиц. Из-за калитки глядит на него машина Аннетт, окна которой непроницаемы, как глаза хала под слепящим солнцем.

– Привет, – Аннетт закладывает прядь волос за ухо. – Ты не против, если я войду?

За годы родные давали ему много-много шансов. Но Аннетт, должно быть, самый незлопамятный человек в мире, если все еще хочет видеть его.

– Нет, нисколько. Проходи.

Она проскальзывает мимо него так близко, что он ощущает запах ее духов. Вишни, думает он, – такая же красная сладость, как ее губная помада. Интересно, неужели и он смотрится в этом доме так же неуместно. Вся глянцевая, сияющая, как бриллиант, Аннетт слишком резко выделяется на фоне землисто-коричневых и медных оттенков усадебного дома. Уэсу стыдно за пылинки, танцующие в толстых лучах солнца.

– Принести тебе чего-нибудь? – спрашивает он.

– Нет, спасибо, ничего не надо. Мэгги дома?

– Ее нет.

К сожалению.

Аннетт бросает взгляд на входную дверь.

– Скоро она вернется?

– Думаю, да. А что?

– Я надеялась, что мы сможем поговорить в приватной обстановке.

– Сейчас здесь больше никого нет.

Аннетт поднимает брови.

– Совсем наедине.

– А-а, – все связные мысли у него вытеснены статическими помехами в затхлом воздухе. Он молится, чтобы жар, поднимающийся сзади по шее, не достиг лица. – Эм-м, конечно. Пойдем со мной.

Ведя ее по лестнице, он никак не может всецело убедить себя в том, что это происходит на самом деле. Они не разговаривали с самого состязания стрелков. Хотя он совсем растерялся, он не в том положении, чтобы отказывать ей. И по-прежнему чувствует себя запертым в собственном теле, ему беспокойно, словно кожа вдруг стала слишком тесной. Но теперь, когда рядом Аннетт, он замечает, что не хочет мучиться мыслями о Маргарет. На этот раз ему хватит приличия уделить гостье всю полноту внимания.

На площадке второго этажа он медлит. Сейчас в лаборатории страшный беспорядок, некуда присесть, и, кажется, уже пованивает – застоялым воздухом, серой, им самим.

– Может, ко мне в комнату?

– То, что надо.

Уэс открывает дверь в свою спальню и сразу же раскаивается в этом. Накопившиеся за пять дней пустые кружки и половина библиотеки занимают все свободные поверхности. Уэс срывает пиджак со спинки стула возле письменного стола и бросает на незаправленную постель.

– Если хочешь, можешь сесть здесь.

Сам он пристраивается на краю постели, тем временем Аннетт закрывает за собой дверь. Она захлопывается с угрюмым и категоричным щелчком. Аннетт оглядывает комнату и насмешливо, и осуждающе, потом останавливается перед окном. Дело к вечеру, теплые лучи косо ложатся между деревьев и придают белым стенам оранжевое сияние.

Она захлопывает ставни.

– От этой комнаты есть ключ?

У него пересыхает в горле.

– Хочешь меня запереть? Поверь, я никуда и не собираюсь.

Она вздрагивает, словно ее застукали за неподобающим поступком. Потом смеется.

– Да знаешь, просто проверяю по привычке. Мой отец заглядывает ко мне каждые десять минут всякий раз, когда я не одна.

Ящик тумбочки у кровати он выдвигает даже слишком воодушевленно, и тот трясется, доезжая до конца направляющих. Выудив оттуда ключ, Уэс кладет его на тумбочку.

– Ради твоего спокойствия.

– Как любезно, – Аннетт, к его удивлению, садится рядом. Пружины матраса стонут под их весом.

До него вдруг доходит вся степень

их уединенности. В пяти милях от цивилизации, в пурпурном преддверии сумерек, за закрытыми дверями его комнаты ее колено касается его колена. Та самая ситуация, в которую не следует попадать девушке вроде нее. Та самая, во избежание которой ее отец то и дело заглядывает к ней в комнату при гостях.

– Вид у тебя нервный, – говорит она.

– Правда?

– Угум. Ни за что бы не подумала, что ты такой правильный. Значит, вся твоя смелость – просто притворство?

– Нет-нет. Просто ты меня удивила. Я тебя не ждал.

– Ну да, а с чего вдруг тебе меня ждать, – она откидывается назад, опираясь на руки. – Извини, что явилась сюда без приглашения, да еще после долгого молчания, и… В общем, извини. Вот за этим я и пришла.

– Что?.. Почему?

– Потому что той ночью ты правильно сделал, что выступил против Джейме. Ты смелее меня. Не надо было мне пытаться тебя остановить.

– А-а. Спасибо. Честно говоря, я просто был пьян.

Дверь внизу скрипит, открываясь. Должно быть, Маргарет вернулась, хотя он не слышит обычно отчетливого клацанья когтей Бедокура по половицам.

Аннетт хлопает его по колену, чтобы вновь завладеть его вниманием.