Остановка в пути

А потом мы опять долго ждали; и как для ожидания не было причины, так не было причины и для внезапного выступления, нам просто-напросто вдруг скомандовали:

— Марш!

И опять мы услышали:

— Живей, живей!

Товарная станция была обнесена стеной, у ее ворот мы остановились, и сюда стали собираться люди, чтобы на нас поглазеть. Они что-то говорили нам, но главное — они на нас глазели. В двух шагах справа от меня была большая лужа; детвора, бегавшая вокруг, веселилась, как, впрочем, детвора веселится повсюду, дети швыряли в лужу камни, и те из нас, кто стоял рядом, вымокли.

И тут, откуда ни возьмись, появилась эта женщина. Я увидел ее, когда она уже подошла к нам, но она, надо думать, уже давно была здесь, и кричала она тоже уже, надо думать, давно, но кругом стоял такой крик, и ругань, и детский визг, что ее крик терялся.

Женщина шла к нам откуда-то справа и подошла примерно к тому месту, где стоял я. Она шла, и это особенно удивляло, наискось по луже, и, хоть в луже было полно камней, все-таки это была лужа, грязная холодная лужа. Черная вода доходила женщине до лодыжек, но она шла напрямик ко мне и передо мной встала, ткнула в меня пальцем и закричала.

Очень может быть, что воспоминания перемешивают события, случившиеся в разное время и в разных местах, но сегодня я думаю, что тогда, в октябре, у товарной станции, я ощутил едва ли не то же самое, что и в январе, у дома того крестьянина. Там они выволокли меня из-под кровати, выгнали в ночь, и вся деревня обступила меня, я здесь мне казалось, что весь пригород Варшавы — Прага — вышел меня встречать.

В ту ночь у крестьянского дома одна мысль стучала у меня в голове: теперь я попался. И у товарной станции я понял: вот я опять попался!

Тем более что криком женщины дело не кончилось, другие поспешили, хотя я до нее не дотронулся, ей на помощь. Они набросились на меня, рвали меня во все стороны, да так, что отодрали один рукав, а кто-то заподозрил, видимо, насилие с моей стороны, и его стараниями я лишился зуба.

Последовательности событий я не помню, но относительная устойчивость положения была достигнута, когда меня окружили со всех сторон вооруженные конвоиры, четыре конвоира достались мне одному, ну, теперь уж со мной ничего не случится. Затем нам дали еще и начальника и скомандовали: «Марш!» Нам — это значит мне и четырем моим стражам: теперь я оказался в двойном плену, но для меня даже один плен был ровно на один больше, чем нужно.

Нас сопровождала веселая детвора, и если уж нас нельзя было не заметить, так тем более нельзя было не услышать. Очень скоро установился церемониал нашего шествия: дети поносили меня в своей песенке, окружающие, перекрикиваясь, сообщали друг другу об услышанном и криками же вопрошали моих конвоиров, конвоиры целиком были поглощены моей персоной, а вот начальник через каждую сотню шагов давал разъяснение, разъяснение это тут же, всхлипывая, передавали дальше, и вокруг меня опять собиралась толпа; четверо конвоиров — это иной раз все-таки маловато.

Сейчас, размышляя над тем, как лучше начать свой рассказ, я собрался написать: мне очень хотелось знать, чем вызвал я подобное скопление народа, что, стало быть, я собой представлял — но такое начало не годится, оно не соответствует истине, ничего я не хотел знать, я одного хотел — чтоб у меня не подкосились ноги и чтоб я не угодил под чужие ноги, и конвоиры, окружающие меня, такие близкие мне физически, были мне сейчас также близки и духовно.

Ах, я тысячи раз задавал себе вопрос, что же такое говорила обо мне та женщина, но в сумятице я как-то позабыл повод, из-за которого попал в эту переделку; я только хотел из этой переделки выбраться.

Это нам удалось лишь с помощью пистолета: наш начальник расстрелял целую обойму, а в этом городе стрельбу принимали всерьез, толпа отхлынула и от меня, и от моих конвоиров.

Дорога требовала от меня напряженного внимания, и я только теперь заметил, где мы тем временем оказались: на берегу реки, у подножия понтонного моста, и уж не помню теперь, был ли то мост с двусторонним движением, или это были два моста с односторонним движением, или на одном мосту стояли регулировщики, указывающие всему, что сновало туда-обратно, нужное направление, одно помню, мы вступили на мягко покачивающийся путь и оставили позади наше шумное сопровождение.