— Знаете, меня выгнали. Исключили за нарушение этих… правил этики, да. И я с радостью ушёл от них — от всех этих людей, которые вместо «хочу» говорят «хотел бы», которые всегда «полагают», с таким, знаете, видом перезрелого винограда, который вот-вот лопнет. Сначала, когда у меня ещё оставалось родительское наследство, я снял дом с подземной лабораторией. И это было счастливое время. Я почти не выходил на поверхность. Раз в несколько дней, за едой. А потом пришёл
Бывший профессор замотал головой.
— Вы занимались изучением бессмертия? — спросил Унимо, незаметно отгоняя его кошмары: длинные, извивающиеся как угри, мысли о жизни камней.
— Да, — кивнул Иллиари. — И пределов времени. Дракон тогда ещё сказал, что камень — это твёрдое время. Посоветовал мне изучать камни. Методом самонаблюдения. И засмеялся. О, слышали бы вы этот смех — пронизывающий, жуткий, как предсмертный вой угодившего в капкан снежного волка. Поэт, который сказал, что природа милосердна, ничего не знал ни о природе, ни о милосердии. Я умолял его. Но ему было всё равно. Просить перьев у птиц — и то было бы легче. Он заставил меня признать, что бессмертия не существует. Я сказал это.
Внизу, в общем зале трактира началось веселье: голоса звучали всё громче, музыка — такая, которая заставляет пьяных людей бездумно притопывать, — отрабатывала свои гроши. Унимо подумал, как тяжело здесь, верно, размышлять о бессмертии.
Унимо даже не взглянул в сторону Иллиари, проявляя столь ценимое тем милосердие, но тот всё равно вскинулся, защищаясь:
— Да, а что оставалось делать? Что?
Мастер Реальнейшего улыбнулся:
— И тем не менее бессмертие существует.
Иллиари вскочил и угрожающе придвинулся к Унимо.
— Вздумали дразнить меня? Вам, конечно, всё позволено, вы можете, но я и так унижен, раздавлен, и даже Форин…
— Вот этот человек, что пришёл со мной — бессмертен, — перебил бывшего профессора Ум-Тенебри.
Иллиари застыл на месте. На его пыльном лице мелькнули все стадии долгого научного поиска: от недоверия до лихорадочного охотничьего азарта. Он не сказал «не может быть»: всё-таки он был настоящим Мастером Познания. Он спросил:
— А вы проверяли все способы?
Мастер Реальнейшего растерялся.
— Какие способы? О, конечно, нет.
— Неужели вам не интересно? — лихорадочно оживился Иллиари. Он почему-то совсем не обращал внимания на Тьера, впиваясь взглядом в Мастера Реальнейшего. — Узнать, как всё устроено? Как именно это проклятие в реальнейшем действует в реальном? Мы с вами могли бы…
— Нет, — наконец пришёл в себя Унимо. Он не ожидал такого напора от этого похожего на пустой стакан человека. И сердился на то, что не был готов. Забыл, что мастер — это всегда мастер, даже если его голова заставлена бутылками из-под вина, а взгляд похож на осеннюю муху, с тупым упорством бьющуюся в стекло.
— Мы могли бы узнать то, что никто не знает! Вместе мы могли бы обмануть самого Дракона Естественного Порядка Вещей! — продолжал наступать Иллиари. Он совершенно преобразился, и в его движениях, в его словах проявилось что-то паучье.
Тьер шагнул к двери. Он хотел броситься прочь и бежать без остановки от этого безумца, который до дрожи в руках хочет заполучить его, обычного, ничем не примечательного живого человека, для своих экспериментов. Этот безумец убьёт его. А потом ещё раз. И ещё. Исключительно в научных целях.
Унимо тоже шагнул в сторону выхода.
— Хорошо, — Иллиари лукаво улыбнулся, показывая свои ладони с длинными синеватыми пальцами. — Я понимаю, что у вас другие дела, тар Унимо. Но я вижу, что вы не против избавиться от него. Так чего проще? Если вы только захотите, он останется здесь, а уж я позабочусь о том, чтобы не упустить его.
Тьер испуганно посмотрел на Мастера Реальнейшего. Он ведь не станет так делать? Ведь нет?