Острова среди ветров

Над кронами деревьев, громко галдя, стайками носились красно-синие попугаи ара, звонкие цикады заполняли лес своими металлическими трелями да доносилось отдаленное эхо дикого рыка обезьян-ревунов. Кроме этого, ничто не нарушало мир и покой вокруг кайетерского «Водопада старого человека», вдохновившего Эвелин Вог на возвышенные размышления в ее книге «Девяносто два дня» (1934 г.), где описано путешествие по дебрям Южной Америки.

Незадолго до того как я прилетел к Кайетеру на одном из маленьких гидропланов, курсирующих между реками внутренней части Британской Гвианы, я побывал в одной из деревень индейцев араваков на берегу реки Махаика-ривер. Вдоль болотистых берегов реки тянулся густой дождевой лес, опускавшийся плотным зеленым занавесом за высокими зарослями тростника «мукки-мукки», как араваки называют крупных родичей нашего пятнистого арума и дикого белокрыльника. При приближении моей лодки то тут, то там с илистых отмелей соскальзывали вводу кайманы. Над лесом кружили грифы-индейки. Кое-где сидели на верхушках деревьев или летали над мутными водами реки змеешейки — птицы с длинными, змеино извивающимися шеями, своеобразные родичи бакланов.

Птицы, которые ползают лучше, чем летают

Именно здесь, в болотистых лесах по берегам рек северной части Южной Америки, гнездится одна из редчайших птиц — гоацин, или птица-цыганка, из семейства куриных. Величиной она с фазана, с пушистым красно-коричневым хохолком на голове и с синими кольцами вокруг глаз. Спинка у нее пестрая, а крылья и грудка — красно-кирпичные. Но красивой ее не назовешь. Скорее она производит впечатление просто расфуфыренной в пестрые яркие тряпки, отчего и получила свое прозвище цыганка. А то, что ее называют гоацином, по-моему чистейшее недоразумение.

Испанец Франсиско Эрнандес, посетивший Новый Свет в XVII веке и собравший, в частности, сведения о его животном мире, слышал рассказы о том, что в Мексике есть птица, которая называется гоацином. «Она питается змеями, — писал он. — Ее косточки снимают боль от ран в любой части человеческого тела. Запах ее оперения вселяет новые надежды в тех, кто сохнет от болезни…»

Из его описания чего-либо определенного не извлечешь. В большей своей части оно совершенно фантастическое. При этом остается абсолютно неизвестным, какую именно птицу он имеет в виду. Раз утверждается, что она питается змеями, то, по-видимому, это хищная птица. И ею никак не может быть растительноядная цыганка, которая к тому же в Мексике не встречается. Но первые европейские зоологи, изучавшие шкурки птицы-цыганки, этого не знали и — в немалой степени оттого, что она отличается своим мускусным запахом, — сочли, что Эрнандес имел в виду именно ее. Таким образом эти птицы получили латинское название Opisthocomus hoazin.

Но гоацин заслуживает внимания не происхождением своего названия, а тем, что в нем сохранились черты, напоминающие ископаемых доисторических птиц. Важнейшие из орнитологических ископаемых находок свидетельствуют о том, что птицы произошли от одной из групп ящеров. Предполагается, что пращурами доисторических птиц были древесные ящеры, а появление у них крыльев объясняется их приспособляемостью к скользящему полету либо с ветки на ветку, либо с одного дерева на другое. При посадке они пользовались крыльевыми когтями, которые позднее исчезли у большинства птиц по мере того, как их «летательные конечности» становились все более вытянутыми.

К небольшому существующему сейчас исключению принадлежат страусы, у которых сохранились когти на всех трех крыльевых пальцах. Есть коготь и на крыльях у части птиц из семейства пастушковых, по крайней мере у их птенцов.

Но лишь гоацин по-прежнему пользуется своими «крыльевыми когтями» приблизительно так же, как доисторические птицы. Правда, пальцы с когтями — по два на каждом крыле — подвижны только у их птенцов. У взрослых особей когти эти загнуты назад, а пальцы сросшиеся. Но это не мешает им карабкаться лучше, чем летать. Гоацин все время проводит на мангровых деревьях. Если его вспугнуть, то он либо спрячется в листве, либо, хлопая крыльями, перелетит на другое дерево, всего в нескольких десятках метров. Растопырив пальцы лапок, он проделывает то, что некоторые наблюдатели называют «неустойчивой посадкой», и часто, прежде чем обрести равновесие, проползает между ветвями порядочное расстояние.