Вспомнив повадки прирученной нерпы, я догадался, что в лунке, должно быть, плавает еще один тюлень. Остальные-то лунки вокруг забиты снегом, и он хочет выбраться в эту лунку, а пара не собирается его пускать. Ясно. Чем больше нерп у лунки, гем труднее вовремя исчезнуть в ней при опасности. Мне приходилось наблюдать, как нерпы, торопясь нырнуть, если их собиралось много, застревали в лунке, суматошно размахивая ластами…
С явным неудовольствием, рыча, хозяин отодвинулся. Гость, горбясь, опираясь на хвост, выбрался на лед. Изгибаясь как гусеница, он торопливо отполз от лунки подальше, огляделся и с остановками, медленно, как это делают и другие звери, пытаясь умилостивить хозяев, заискивающе приблизился к лунке. Теперь уж без особого ворчания тюлени приняли его, потеснились, дали место рядом. Но едва он улегся, как из лунки опять стали плескаться водой. Невероятно везло мне в этот день. Столько нерп я снять и не мечтал!
Четвертую пустили без ворчания. Она, так же как и третий зверь, выбравшись, вначале отбежала, повернулась… и, вместо того чтобы не торопясь возвращаться к лунке, пристальным взглядом уставилась на мое укрытие.
Потом, все обдумав, я решил, что и на этот раз пришла пара. Последней выбралась самка, она-то и раскусила меня. Быстро-быстро она запрыгала к лунке и, не останавливаясь, чуть ли не через головы остальных, сиганула в нее. За нею тут же ушла и другая самочка. Остались лишь самцы. Презрительно поморщившись, отшатнувшись от брызг, поднятых трусихами, они преспокойно продолжали дремать. На меня они совсем не обращали внимания. Я замечал, что взгляд их, обращенный в мою сторону, устремлялся куда-то дальше к горизонту, мимо меня, и вскоре общество их мне наскучило.
Я решил, что наступило самое подходящее время встать. Эти-то не должны были умереть от страха, увидев человеческую фигуру в десяти шагах.
Выбрав момент, когда оба тюленя спали, я тихо поднялся. Услышав щелчок фотоаппарата с новой точки, один из них поднял голову. На втором кадре, сделанном через секунду, остался лишь хвост тюленя, нырнувшего в лунку последним. Наверное, он даже не успел понять в чем дело, не успел разглядеть меня и решил, что приятелю его опасность просто пригрезилась, потому что на следующий день у этой лунки я опять увидел двух нерп.
Вернувшись домой и проявив пленки, я остался не очень доволен снимками. Погода все-таки подвела. Не было настоящего солнца, не вышла перспектива, да и низковато я лежал. Но повторить съемку я не решился. Неподалеку от острова, на льду, полярники видели медведя, а один пожилой охотник, в давние времена промышлявший охотой на Новой Земле, рассказал, что они так добывали нередко белых медведей: прогоняли нерп у лунок и сами ложились на их место. Не отличавшийся хорошим зрением, мишка шел на темный силуэт лежащего человека, принимая его за тюленя.
— Главное в этой охоте, — рассказывал мне промысловик. — самому не заснуть. А на льду, ох, как спится.
Этого-то я и испугался. Спалось на льду и впрямь хорошо, можно было прозевать медведя.
А вскоре снег на льду весь растаял. Не из чего стало и укрытие сделать. Затем по всем нерпичьим лункам прошла огромная трещина, лед с нерпами унесло далеко в море, а на том месте, где я недавно сторожил нерп, заплескалась темная, холодная вода.
Песнь совы
Жизнь для меня с тех пор замкнулась на острове. Но время «открытий» и интересных встреч не кончилось. Теперь, когда я вспоминаю все, мне самому порой удивительно, как много, оказывается, можно было увидеть на таком крохотном клочке суши даже по сравнению с участком прибрежной, ненаселенной тундры. А если бы прийти сюда с фотоаппаратом во времена хотя бы Никифора Бегичева, когда на острове не жили люди…
Присев однажды передохнуть на берегу, я неожиданно стал свидетелем изумительного танца пуночек. Стремительно вылетев откуда-то, пара птиц уселась передо мной на кочку, словно сознательно решив потешить меня. Сероватая пуночка, приседая, завертела головой, а самец, как в мультипликационном фильме, расправляя то одно крыло, то другое, пошел вокруг подруги кругами, издавая трели… Столько «разумности», казалось, было в его поведении, не верилось, что это всего лишь инстинктивная демонстрирующая поза. Как утверждают ученые, самец в этот момент и боится самки, и тянется к ней, и всем своим видом демонстрирует ей это.