Острые края

– Конечно. Конечно, когда как. Я вот думаю: не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны обратиться к вам с просьбой одолжить мне лист бумаги? Я нынче утром получил письмо от жены и очень хочу поскорее ответить. Понимаете ли, прямо перед моим отъездом родился наш первый ребенок…

– Поздравляю.

– О, благодарю. Красивый мальчик. – Кернс успел запомнить немного, и сын представлялся ему поразительно уродливым, толстым и крикливым, но отцы ведь всегда хвастаются красотой своих детей, и потому он решил следовать общему примеру и даже наловчился изображать ту мечтательную улыбку, которой полагается сопровождать эти слова. Вот и теперь она появилась на его лице. – Красивый, очень красивый. Так что, если вы…

Горст сунул ему листок бумаги.

– Да. Конечно. Чрезвычайно благодарен вам. Я непременно, должным образом верну долг. Я и мечтать не…

– Выкиньте из головы, – проворчал Горст и, сгорбив тяжелые плечи, вновь склонился над собственным письмом.

– Да. – Кернс снова откашлялся. – Да, конечно…

– Ну, хватит с меня этой чуши собачьей. – Пендель взял с телеги лежавшую с краю лопату и зашагал по вытоптанному полю; мокрая земля чавкала у него под ногами.

– Что ты делаешь? – слабым пронзительным голосом воскликнул Кернс. Этот тип раздражал нервы Пенделя, как тупая бритва – воспаленную шею. И всегда он умудряется задать самый дурацкий вопрос.

– А ты что, не видишь? – Пендель помахал в воздухе лопатой. – Копаю туннель домой в Адую! – и буркнув себе под нос: – Вот идиот-то! – зашагал к лесу.

– Ты точно думаешь, что туда стоит идти? – крикнул вслед ему Кернс, зачем-то размахивая листком бумаги. – А если…

– Уж минуту ты без меня обойдешься, не сомневаюсь! – И Пендель снова добавил шепотом: – Вот идиот-то! – Пожалуй, он мог бы и на целый день куда-нибудь закатиться, а вернувшись, обнаружил бы, что колонна, несмотря на все жалкие попытки командовать и истерики Кернса, продвинулась от силы на сотню шагов. С новыми офицерами всегда так. Устав, обязанности, честь, устав. Если бы Пенделю нравилось, когда по башке лупят уставами, уж наверно, он остался бы в штабе, и полковник, мать его, Фелнигг каждое утро лупил бы этими самыми, мать их, уставами по его ни в чем не повинному черепу. Ну, может, он и остался бы, хоть ему там и не нравилось, если бы не та мелкая оплошность и последующие дисциплинарные меры, но это к делу не относилось. А относилось к делу то, что ему с…ть подперло и он не собирался заниматься этим под взглядами десятков людей и животных. Тут как ни хочешь, а расхочется.

– А если северяне по…

– Буду ср…ть им на головы! – И он оставил Кернса лизать огромную задницу никчемного писклявого королевского наблюдателя Горста и сначала помчался бегом, а потом, когда запыхался, проследовал шагом остаток пути через посевы к манящей темноте леса.

– А вот и они.

– Угу, – буркнул Бледноснег, мусоля во рту комок чагги. – Точнее точного.

Не успеешь соскучиться по этим гадам, как вот они, тут как тут. Десятки телег и фургонов тянутся по жидкой трясине, бывшей некогда полем какого-то бедолаги; некоторые повозки покрыты парусиной, а для большей части даже и ее не нашлось. Возы с сеном ждали, чтобы кто-нибудь бросил факел. Связки арбалетных болтов просто умоляли, чтобы их забрали и в скором будущем обратили против нынешних владельцев. Множество всякой всячины, которую следовало если не отобрать, то уничтожить. И двигалось все это не слишком ходко. Слишком много повозок, а дорог-то мало, и, насколько Бледноснег знал историю вторжения Союза на Север, их везде было мало. Лошади переминались с ноги на ногу и били копытами. Возницы дремали с вожжами в руках. Охранников было немного, да и тем, похоже, больше хотелось спать, чем сражаться.

– Вроде бы удачно складывается, а, вождь? – прошептал Дерибан.

Бледноснег прищурился и искоса взглянул на своего второго.

– Смотри мне, не сглазь! – Ему не раз и не два случалось нарываться на вполне серьезные неприятности в более чем благоприятных ситуациях. Чрезмерной осторожности не бывает, даже когда подкрадываешься всего лишь к Союзу.

Бледноснег давно потерял счет набегам, которые ему пришлось возглавлять. Всю жизнь он ходил в набеги, но такого, чтобы прошел точно по плану, пока не случилось. Так что идеальный набег еще где-то впереди. Как тщательно ни планируй, всегда остается место для невезения. Какой-нибудь нетерпеливый дурень из своих или какой-нибудь шибко бдительный вояка у противника, расстегнувшийся ремень, или норовистая лошадь, или каприз погоды, или свет не вовремя, или дурацкая сухая ветка, некстати подвернувшаяся под ногу. Но война есть война, думал Бледноснег. Тут удача бывает разная, а побеждает тот, кто лучше распорядится тем, что выпало на его долю.