От чистого сердца

В былые, безусловно, хорошие времена композиторы Оскар Фельцман, Марк Фрадкин, Александр Броневицкий, Андрей Петров – корифеи песенного искусства – не просто сочиняли песни, но и искали соответствующих исполнителей для своих музыкальных детищ, причем исполнители у каждого композитора были свои, любимые. Случайных встреч с песнями не было, тогда их для меня писали, мне их дарили. Сейчас песни заказывают и их принято покупать, я это прекрасно понимаю, поэтому, когда Илья Резник прислал мне стихи песни «Я люблю этот мир», спросила: «Сколько я должна?» – «Ты что, с ума сошла? Я с тебя денег не возьму». Владимир Калле, когда я, заказав ему для прошлой юбилейной программы две песни, спросила: «Как мне с вами рассчитаться?», стал отнекиваться: «Ну, как-то неудобно». – «Но кушать-то вам хочется». – «Вы правы». Тогда я узнала, сколько стоит песня – он попросил пять тысяч рублей…

Не играла никогда в артистку, и для меня никогда не было цели быть артисткой. Мне нравилось петь о том, что важно для каждого из нас. Скорее всего, я такая же, как все, но просто наделенная немного опытом и, может быть, даром божьим выходить на сцену и говорить о том, что волнует всех. В моем репертуаре нет песен случайных. У каждой песни своя биография. И чаще всего все мои песни о любви: если я влюблялась, как впервые, так я придумала песню; если поняла, что разочаровалась, у меня опять появлялась песня об этом. Вся моя жизнь отражена в песнях, они средство моего самовыражения. Та пронзительность, что есть в них, получается потому, что я не в состоянии спеть ни одной ноты, если она не трогает мое сердце… Конечно, можно петь не сердцем, а только гортанью, когда только две голосовые связки издают звук, но меня такое «искусство» не волнует… Бывают певцы, которые всё делают, казалось бы, непрофессионально, но запоминаются на всю жизнь.

С песнями связано много воспоминаний и самых разных историй, как забавных, так и драматичных. Из забавных – история с петухом: выступала я в Петропавловске, что в Казахстане, концерты проходили в старом цирке, совсем рядом с ареной находились клетки с животными. И вот начала я с чувством, проникновенно петь «На тебе сошелся клином белый свет…» и вдруг слышу – мне отвечает из-за занавеса петух – громким таким «кукареку!». Спела вторую фразу – и опять: «Кукареку!» Ну, что делать, что, так и придется петь дуэтом? Когда закончила песню, в зале смеялись до слез. У меня в глазах тоже были слезы – только совсем не от смеха…

Есть у меня в репертуаре песня «Старый рояль». Толчком к её написанию композитору Александру Морозову и поэту Юрию Марцинкевичу послужило обычное газетное объявление о продаже рояля. Когда пришли по указанному адресу, оказалось, что с самой войны на инструменте никто не играл: его хозяин, пианист, потерял в боях руки, но, пока был жив, не мог расстаться с роялем. В День Победы он прикладывался к черному полированному дереву лицом, и ему казалось, что инструмент звучит, как когда-то звучал под его пальцами…

И вот, когда я спела эту песню в одном из городов, из зала, закрыв лицо руками, бросился какой-то человек. Потом мне объяснили, что до войны это был лучший в городе скрипач. И, как у героя моей песни, война отняла у него кисть руки… Таких судеб много. И всякий раз, исполняя песню, я стараюсь передать слушателям мысль о том, как это несовместимо: существующее во имя людей искусство и чуждая всему человеческому война. И люди должны сделать всё, чтобы следующие поколения никогда не испытали её ужасов…

Помню город Ростов, там впервые я услышала песню, вдруг зазвучавшую во мне. Это был великолепный сплав стихов и музыки. Песню пела Валентина Левко. Я поняла, что это моя песня, которую я долго искала и неожиданно нашла. И решила её спеть, репетировала долго, надо было создать характер сильный и цельный, стремящийся к любви, характер высокой, гордой, красивой женщины. Очень непросто было найти верную интонацию для ключевых слов:

Если я тебя придумала, —Стань таким, как я хочу.

Эта песня на долгие годы стала самой любимой для меня.

Звания и почести

Странное у меня было взаимодействие с властью. Народ меня любил, а власть имущие как-то косо поглядывали. Было время, прижимали, «дескать, не так поете, с буржуазным подтекстом, и вообще, какая-то вы не наша, иностранка, и акцент у вас…», и так далее. В лицо редко подобное говорили, но за спиной, сами понимаете. Потом вроде полегче стало. Давали петь, выезжать на гастроли, но не давали мне звания. Тогда их все артисты получали в связи с юбилеями, а мне «заслуженную» дали после фестиваля в Софии, в 1969 году и с «народной» заминка вышла: должна была стать ею к пятидесятилетию, в 1987 году. «Ленконцерт», Союз театральных деятелей, известные композиторы были «за», а компартия сказала: «нет». Культурой тогда в обкоме заведовал Лопатников, он был другом кого-то, кто меня не любил. Он и сделал все, чтобы зарубить присвоение мне звания.