От Орла до Новороссийска

Мы с отцом выехали первыми, как бы квартирьерами. Сестра с младшим братом и мачехой должны были ехать через несколько дней, вслед за нами. Сговорились встретиться в Харькове, где мы должны были оставить записку у начальника станции с указанием нашего адреса.

В Харькове в конце 19 года внешне жизнь била ключом. Улицы были переполнены нарядной толпой, магазины и базары, как нам казалось, ломились от товаров. Правда, все это было для нас не по карману. Мы должны были очень экономить, чтобы растянуть на более долгий срок наши скудные «капиталы». В это время в Харькове находилась ставка печальной памяти генерала Май-Маевского, командующего армией, шедшей на Москву. Оглядываясь назад, можно только удивляться, как могли назначить именно его на эту ответственную должность. Неужели не нашлось более достойного человека, чтобы возглавить этот высокий и ответственный пост? Его кутежи и дебоши были предметом сплетен и анекдотов, циркулировавших по всему городу. Последние раздувались и перевирались врагами и служили отличной «антипропагандой» добровольчества.

Власть, как мне теперь представляется, настоящим хозяином положения в городе не была, большим авторитетом не пользовалась, и особой веры в ее силу у населения не было. Каждый день газеты сообщали о грабежах и убийствах. Помню, при нас была поймана одна большая шайка грабителей. Они работали одетыми в форму Дроздовского полка, причем действовали почти открыто. Приезжали вооруженными на автомобиле, звонили в богатые квартиры, предъявляли якобы ордер на обыск, не спеша перерывали всю квартиру, забирали драгоценности и спокойно уезжали. В организации подобных налетов, возможно, была рука большевиков. С одной стороны, добывались средства, с другой, что было еще важнее, подрывалась вера в законность и честность белых властей и накладывалось позорное пятно на один из лучших полков Добровольческой армии.

Однако не надо думать, что в городе из-за всего этого преобладали пробольшевистские настроения. Еще висели на заборах обрывки снимков многочисленных жертв большевистского террора, изуродованные трупы которых были найдены в подвале харьковской Чека. Еще не выветрились воспоминания о хозяйничавшем здесь три месяца назад чекисте Исаенко, специализировавшемся на снимании так называемых «перчаток». Руки пытаемого опускали в кипяток, а потом сдирали кожу с рук, как перчатки. Обыватели с ужасом думали о возможности возвращения большевиков, и тем не менее, желания бороться и жертвенности с их стороны заметно не было; все надеялись, что кто-то другой спасет и защитит их, сами же предпочитали критиковать, спекулировать или, в лучшем случае, надев военную форму, без дела фланировать по Харькову.

Помню торжественный благодарственный молебен и парад на главной площади по случаю взятия Петрограда генералом Юденичем. К сожалению, позднее выяснилось, что сведения о взятии Петрограда были ошибочными, генерал Юденич действительно был в это время на подступах к Петрограду, но взять город ему так и не удалось. На площади были огромные толпы зрителей, войск же было довольно мало, в то время как Харьков был полон людей в военной форме. На меня этот парад произвел большое впечатление; отец же от всей этой картины был далеко не в восторге. Вообще, он остро и болезненно переживал многое из того, что происходило вокруг. Теперь мне ясно, что отец видел то, в чем я тогда еще не разбирался.

Прошло больше недели, а наши все не приезжали. Начало закрадываться беспокойство за них, не случилось ли что-нибудь с ними. У отца опять открылась его старая язва желудка, появились сильные боли. Я предложил съездить в Ливны, чтобы выяснить, что с нашими. Другого выхода не было, и отец, больной и как-то уже привыкший пускать меня одного, согласился. Перебирая в памяти прошлое, мне теперь кажется, что у меня с отцом, может быть из-за смерти матери, создались не совсем обычные, скорее товарищеские отношения. Он всегда говорил со мной обо всем откровенно, обсуждал свои планы, решения и приучил меня очень рано к самостоятельности. Прощаясь с отцом на вокзале, я не думал, что вижу его в последний раз…

Побывать в Ливнах мне так и не пришлось. Вне зависимости от моей воли, моя жизнь пошла по совершенно непредвиденному и невероятному пути. Я был подхвачен волной отступающей Добровольческой армии, прошел с ней весь Юг России и через год вместе с ней очутился за границей.