В станице Брюховецкой на ночлег я остановился в хате вместе с полковником Гребенщиковым{298}
, уже пожилым человеком по сравнению с окружающей его молодежью, с сединой в волосах, лет сорока. Он находился при штабе полка, как мне помнится, не занимая никакой определенной должности. Нужно сказать, что за все время моего пребывания в полку у меня почти всегда был человек, который в какой-то период ближе всего стоял ко мне и заботился обо мне как старший брат или дядька. Таким, когда ему позволяло время, бывал полковник Бузун, таким был полковник Гребенщиков, такими были поручик Иванов, поручик Лебедев и другие. Может быть, благодаря этим людям у меня не развилась психология брошенного и забытого, – чувства такого мучительного в детстве и юности.Утром в станице Брюховецкой нас позабыли разбудить и мы заспались. Когда, оседлав лошадей, мы собрались выехать на улицу, в начале ее показалась вступающая в станицу красная кавалерия. Мы повернули коней и задворками, через плетни и канавы, понеслись карьером. Как я не свалился с лошади, не знаю. Мой Мишка не мог выдержать такой скачки и начал отставать. Увидев это, полковник Гребенщиков, чтобы не оставлять меня одного, сбавил ход. Когда мы догнали своих, он похвалил меня, сказав, что я выдержал экзамен на звание «кавалериста».
В станице Крымской простояли два дня. Новороссийск был уже близко. Вместо ровной степи начались холмы и невысокие горы, покрытые лесом. Мы вступали в предгорья Кавказа. Потеплело, запахло весной. Опять дороги превратились в жидкое месиво. Когда мы шли по ровному месту, нас, обдавая грязью, перегоняли автомобили. Теперь мы их встречали на подъемах, завязшими в грязи. Мы, сидя на лошадях, были застрахованы от этого. Наш пехотный полк, отступая и приноравливаясь к создавшейся обстановке, почти весь сел на добытых правдами и неправдами лошадей. У кого не было седла, устраивал себе нечто подобное из подушки. Только небольшая часть ехала на подводах.
Последняя ночевка перед Новороссийском была назначена в станице Неберджаевской (в точности названия не уверен). Попросив разрешения у командира полка, я отправился туда вперед с нашими квартирьерами, обгоняя медленно продвигающиеся войска и обозы. Станица эта расположена в 2–3 верстах от главной дороги, в котловине, окруженной со всех сторон горами. Приехав туда, мы остановились на площади, возле станичного управления. Начали спокойно, вместе с квартирьерами от других полков, делить станицу на районы по полкам. Вдруг с противоположной от главной дороги стороны, по довольно пологому спуску, показалась идущая лавой конница. Она шла по направлению к станице и быстро приближалась к нам. Это были «зеленые».
В этот момент их никто не ожидал. Нас было мало, и сопротивляться мы, конечно, не могли. Вскочив на коней, мы понеслись обратно, в сторону главной дороги. Мой Мишка при максимальном напряжении сил, как и полагалось, от всех отстал. В панике обо мне забыли, все ускакали. Среди этих квартирьеров не было близких мне людей, и меня на этот раз никто не подождал. На мое счастье, «зеленые» не пошли за нами в погоню, а, заняв станицу, там остановились. Как потом оказалось, это были два кубанских полка с батареей, с частью офицеров перешедшие на сторону «зеленых». Решили заслужить милость красных и ударили в спину своим.
Наконец, на взмыленном Мишке я вылетел на шедшую по хребту горы главную дорогу. Несколько часов тому назад, когда мы по ней ехали, по ней шли бесконечной лентой обозы нашей отступающей армии. Теперь она была пуста. Только на обочине ее лежала цепь дроздовцев (я их узнал по погонам) и куда-то стреляла. Оказывается, и здесь было нападение «зеленых». По инерции я продолжал ехать вперед, вдоль лежащей цепи. Мой измученный Мишка, не подгоняемый мною, перешел на шаг. Солдаты на меня с удивлением оглядывались: «Что за герой объявился?» Геройства же тут с моей стороны никакого не было, была просто растерянность: что делать дальше, куда повернуть и куда ехать? Ко всему этому начали еще падать снаряды. У «зеленых» оказалась и артиллерия.