От Орла до Новороссийска

На дредноуте «Император Индии» началось какое-то оживление; там как будто проснулись. Грозные орудийные башни пришли в движение, направляя куда-то жерла своих пушек. Сотрясая воздух, дредноут начал изредка давать выстрелы из своих двенадцатидюймовых орудий куда-то в горы. Стрелял он не то по большевикам, не то по «зеленым», не то для острастки прямо в воздух. На верхнем его мостике была видна белая, как бы вырезанная из бумаги, фигурка, беспрерывно проделывавшая какие-то ритмические движения с флажками. Это отдавался приказ нашему «Св. Николаю» прекращать погрузку и отходить от пристани, так как сроки, поставленные для этого, давно уже прошли.

На нашем корабле началась обычная перед отплытием суетня матросов. Вдруг, расталкивая всех, влетела по лестнице на капитанский мостик группа возбужденных офицеров-дроздовцев. Бросилось в глаза, что один из них без руки. Как мне потом кто-то сказал, это был командир 3-го Дроздовского полка, известный генерал Манштейн. Оказалось, что на наш донельзя переполненный пароход должен был еще грузиться 3-й Дроздовский полк, прикрывавший посадку на корабли и только сейчас подошедший к пристани. А капитан уже отдал приказ об отходе корабля, и матросы начали поднимать трап и рубить канаты.

На капитанском мостике на наших глазах разыгралась тяжелая, полная трагизма сцена. Слов разговора не было слышно. Запомнилось только, что в размахивающей руке одного из дроздовцев поблескивал никелированный револьвер; капитан же беспомощно разводил руками и, пытаясь что-то объяснить, все время показывал на английский дредноут. Дроздовцам, видимо, не удалось переубедить капитана. Громко возмущаясь, они спустились обратно на мол, где оставался их полк. А наш «Св. Николай» между тем начал медленно отчаливать от пристани.

При выходе на внешний рейд мы встретили наш русский миноносец, который, разбрасывая волны, шел полным ходом обратно к пристани. На борту его был виден генерал Кутепов. Узнав, что Дроздовский полк остался на молу, он шел ему на выручку.

Небольшая группа алексеевцев также не успела погрузиться на пароход. Им пришлось пробиваться вдоль берега моря на Туапсе, откуда некоторые из них все-таки пробрались в Крым и вернулись в полк.

Выйдя в открытое море, наш пароход повернул на запад и начал набирать ход. Нас встретило угрюмое, неспокойное, совсем не южное море да стая играющих дельфинов, погнавшихся за нашим пароходом. Это было утро 14/27 марта 1920 года.

А. Шкуро{299}

От Воронежа до Дона{300}

Я мог бы еще долго держаться в Воронеже, но вскоре Лиски, а затем и Усмань-Собакино были взяты красными. Я мог оказаться отрезанным и окруженным в Воронеже, с перспективой пробиваться на сотню верст через подавляющие конные массы противника. Ввиду этого в ночь с 10 на 11 октября я очистил Воронеж и перешел за Дон. Получивший несколько хороших «уроков» Буденный не решался в течение всего дня 11 октября занять город, охраняемый лишь постами и малочисленными разъездами. Лишь поздно вечером вступили в город его авангарды. Мои посты отошли в свою очередь за реку, уничтожив мосты.

Задача моя теперь состояла в том, чтобы не пропустить Буденного через Дон или, во всяком случае, возможно долее препятствовать его распространению на правом берегу Дона. Я полагал, что Буденный поставит себе задачей смести меня, а затем, направляясь на Харьков, обойти правое крыло Добрармии, стоявшей у Курска. Удар по донцам был менее вероятным, ибо Добрармия, вследствие своего выдвинутого вперед положения, сильнее угрожала большевикам: с другой же стороны, она была гораздо сильнее морально, чем посредственные и вялые донские части.

Во время моего пребывания в Воронеже состоялся ряд митингов, на которых рабочие высказывались за необходимость активно помогать мне. В последний момент, когда Воронеж уже обстреливался красной артиллерией, прямо на митинге, на котором выступил мой офицер, есаул Соколов, явился ко мне отряд рабочих-железнодорожников в составе около 600 человек. Я вышел и обратился к рабочим с горячей благодарностью. В это время прилетевший откуда-то снаряд с треском разорвался в воздухе. Перепуганные и не привыкшие к таким вещам, рабочие шарахнулись в разные стороны; некоторые со страху попадали на землю. Стоявший близ меня рабочий был ранен и упал, обливаясь кровью.

– Поздравляю вас с боевым крещением! – крикнул я, ободряя рабочих.

Они оправились и, не заходя даже домой, с песнями двинулись из города. Эти рабочие были влиты в 1-й стрелковый батальон под командой полковника Рутсона{301}, позже по просьбе людей переименованный в «Волчий ударный батальон». Рабочие сделались хорошими солдатами и далеко превосходили своей доблестью многих казаков в боях.

Ударили большие морозы. Казаки и особенно стрелки были плохо экипированы; не было перчаток; обувь находилась в жалком виде. Участились случаи отмораживания конечностей и простудные заболевания. Одновременно усилилась эпидемия тифа. Ряды наши стали быстро таять.