От слов к телу

стаи журавлей восходят к Данте, как и в «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» Мандельштама. В последнем случае многие отметили гомеровский подтекст[664], дантовский (Inf. V. 46: «Как журавлиный клин летит на юг») отметил Н. О. Нильссон[665]. На это стихотворение ссылался Б. М. Эйхенбаум в своей рецензии на «Колчан»:

В творчестве Гумилева совершается, по-видимому, перелом — ему открылись новые пути. Недаром грустью овеяны его итальянские стихи, недаром срываются горестные афоризмы: <…> «правдива смерть, а жизнь бормочет ложь», недаром аттические выси воспеты им так скорбно:

Печальный мир не очаруют вновьНи кудри душные, ни взор призывный,

Ни лепестки горячих губ, ни кровь,Стучавшая торжественно и дивно.[666]

Очевидно, что последние слова опять-таки варьируют лермонтовское «торжественно и чудно» (а предпоследний стих — еще один мотив «Метаморфоз»), и финальные строфы развивают тему и свойства, отмеченные Эйхенбаумом:

Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь…И ты, о нежная, чье имя — пенье,Чье тело — музыка, и ты идешьНа беспощадное исчезновенье.Но мне, увы, неведомы слова —

Землетрясенья, громы, водопады,Чтоб и по смерти ты была жива,Как юноши и девушки Эллады.

Роман Тименчик

ЕЩЕ РАЗ О КИНО В РУССКОЙ ПОЭЗИИ

(добавления с места)

Обливаясь потом и сопя

Досидеть до конца сеанса…

Лев Лосев

Когда накануне десятилетнего юбилея десятой музы в России приближался срок подведения итогов ее пребывания в местной культуре, а одним из способов оглядки в подобных случаях является имитация «наивного»[667] или неангажированного и демистифицирующего взгляда, то таковым, например, стало рассуждение стихотворца-дебютанта Моисея Скороходова, возвращающее к первым минутам исторической рецепции кинематографа:

Волшебный луч рисует перед намиНа полотне прекрасную мечту.Вот плещет море мертвыми волнами,Бесшумно поезд мчится по мосту.А тихий вальс мечтательно рыдает,И сердце полнится знакомою тоской,

Но каждый взор не помнит и не знает,Что все заведено искусною рукой,Что все налажено лишь техникой прекрасной,Что нас колдует луч из узкого окна.Лишь тем, чья жизнь в мечтаниях напрасных,Тем радость даст мельканье полотна…

Представлявший разоблачителя «техники прекрасной», возможно своего земляка-зырянина, философ Каллистрат Жаков объяснял:

«Я от души желаю, дабы Моисей Скороходов дальше нарисовал нам, что испытает он в городе. <…> По нашему мнению, это — литература грядущего, писательство о гибели и торжестве первобытного человека, вступившего в смертельную борьбу с ложными сторонами культуры»[668].

С вердиктом о «машинности» кинематографа, подсказываемым и «с низов», и «с верхов» сомкнувшихся города и деревни[669], горячо спорил известный кинодеятель Никандр Туркин: