Отец Иоанн Кронштадтский

К сожалению, не имею совершенно никаких данных к какому бы то ни было предположению. Единственно лишь могу думать, что студент Сергиев сделал предложение невесте еще до окончания курса; и уже потом, – может быть, осенью – обвенчался... Если так, то в свободные каникулы он жил дома, в Суре, с матерью и сестрами. А потом? Потом, когда окончательно выяснился вопрос о приходе в Кронштадте, оставил ли он мать дома и поехал женится перед Филипповками? Но почему же он не получал прихода еще месяц или два? Есть определенные сведения, что после смерти протоиерея Константина Несвитского, служившего в том же Андреевском соборе, этот приход был оставлен за его дочерью Елизаветой.

«Чтобы получить место в Андреевском соборе, – пишет один из ранних биографов его, – о.Иоанн должен был жениться, по давно уже установленному обычаю, на дочери протоиерея того же Кронштадтского собора, на место которого он поступил. Затем уже он получил место и сан священника».

Так нередко (и это совсем не плохо, по-христиански) делалось в добрые старые времена, чтобы поддержать осиротевшую семью, иногда немалочисленную. В таких случаях не только родные, но и само епархиальное начальство искало желающего занять приход кандидата. И тогда он (в данном примере – студент Сергиев) мог, женившись, жить в новой семье...

А известно, что у Елизаветы была другая сестра, которая потом вышла за петербургского священника. Но в таком случае: почему же почти полгода не рукополагали Сергиева и не предоставляли ему прихода, если именно здесь был о. Несвитский?

Не имея ответов на эти вопросы, ставлю их для будущего историка или биографа...

Сотрудница отца Иоанна игумения Таисия

Уже не раз в повествовании о жизни о.Иоанна встречалось нам это имя. И не мимоходом, так как она была более 35 лет знакома с Кронштадтским светильником. И не тем лишь она осталась памятна, что много заботилась о нем лично; но еще более – тем, что содействовала ему в устройстве женских обителей: Сурской, Иоанновской, Воронцовской; исполняла и иные поручения о.Иоанна.

Как-то я упомянул, что возле о.Иоанна за всю его жизнь мы не видим каких-либо особенно близких людей, несмотря на то, что он жил в миру, постоянно окруженный людьми. Около преподобного Серафима были – Мантуров, Мотовилов, о. Садовский, семья Мелюковых с 19-летней схимницей Марфой во главе и другие. А около Кронштадтского мы не видим постоянных приближенных лиц. Ему все были близки, и никто – особенно. Он и в миру был точно монах в душе: Бог и он – вот с Кем существовала близость; а прочие все были – в стороне, хотя и были близки к сердцу его.

И уж если можно было выдвинуть кого из общей среды, то это вот именно игумению Таисию. Да и та – относительно, по временам. А потом опять он один с Богом – для всех «общий Батюшка».

Скажем несколько слов о ней, – по написанной ею самою автобиографии, на что она была благословлена о.Иоанном: прочитав ее записки, он подписал внизу: «Печатайте в общее назидание». (21 августа 1892.)

«Родители мои происходили из древних дворянских родов: отец из Новгородской губернии Боровичского уезда, а мать, москвичка, из рода Пушкиных». У матери ее было двое детей прежде нее, и оба умерли в младенчестве; она просила Божию Матерь дать ей утешение в новом дитяти, и вот родилась – «дочь, которую я, – рассказывала потом мать, – из чувства благодарности к Ней назвала Ее именем – Мария. Эта Мария и сделалась потом игумениею Таисией. После нее родился еще ребенок – Николай, – и тот умер на первом же году жизни.

Десяти лет девочка была помещена в Павловский женский институт в Петербурге. Когда она была еще во втором классе и лежала в госпитале института больная корью, ей в ночь под Светлую Пасху было видение:

«Среди ночи я была разбужена слышанием какого-то шороха. Открываю глаза и в удивлении вижу совершенно ясно и очевидно, среди полнейшей ночной тишины, какое-то существо солнцеобразно-светлое, крылатое, летающее под потолком и повторяющее человеческим голосом слова: «Христос Воскресе! Христос Воскресе!» Какого вида было это существо, я не могу сказать ничего, кроме виденной как бы детской головки между двумя крылышками. О, какую неземную радость почувствовала и моя детская душа. ...Я села на своей постельке и так внимала летающему, точно бы он именно ко мне прилетел, меня и приветствовал. Долго ли продолжалось это мое наслаждение, я не могу сказать; но оно было прервано подошедшей ко мне дежурной горничной, которая, заметив, что я сижу, поспешила уложить меня. Я снова уснула под впечатлением сладкого чувства, но с ним же опять и пробудилась на утро, причем мне вспомнилось все виденное и слышанное.

Затем я выздоровела и по-прежнему начала заниматься... Но в глубине моего сердца словно таилась какая-то затеплившаяся искорка».

В том же году в Успенском посту Мария видела, после Причащения Св. Таин, в ночь на 16 августа «чудное видение, положившее решительный и окончательный переворот на всю жизнь» ее.