Отец смотрит на запад

Асхат, поджарый мужчина сорока лет, с проседью и бледными морщинками на смуглом лице, работал прорабом на стройке, которую затеял отец Айнагуль. Привозные строители работали круглосуточно. Двухэтажный коттедж, единственный в поселке, возводился быстро. Пока отец был в разъездах, мать целыми днями возилась на кухне. За Айнагуль никто не присматривал, и потому она чувствовала себя особенно взрослой. По хозяйству в ее обязанности входило только расстилать корпе в летней кухне вокруг дастархана и разливать чай рабочим. Если матери не было рядом, бригада скалилась на молодую красавицу и на непонятном Айнагуль диалекте отпускала шутки в ее сторону. Только Асхат не щерился. Он грозно сводил брови и черными-пречерными глазами впивался в работягу так, что тот непременно замолкал. Айнагуль заметила, что в такие моменты он был похож на ее отца – такой же грозный вид. Разве что потом Асхат переводил взгляд на нее и жирный блеск его глаз не по-отцовски, слишком ласково застывал.

Ближе к концу стройки Асхат с Айнагуль стали близки настолько, что тот мог позволить себе валяться в тени, когда остальные вкалывали на солнцепеке. Когда это заметил отец, было уже поздно – Айнагуль забеременела.

Может, и хорошо, что так все вышло, зато у нее теперь есть сын, думала она про себя и гнала прочь мысли о неразделенной любви, чтобы молоко не пропало. Но чем больше она любовалась сыном, тем сильнее злилась на несостоявшегося жениха, который оказался женатым, и на родителей, что намекнули, как следует поступить с внебрачным ребенком. Одна только старая больная бабушка не стала отворачиваться от нее и приютила внучку с правнуком у себя в доме.

Сначала им было хорошо втроем. От внешнего мира их защищал высокий забор. Старушка присматривала за коляской, в которой под ее колыбельное нытье сопел малыш. Айнагуль занималась домашними делами да бегала в магазин или на почту за пенсией.

Потом бабушка слегла и угодила в больницу. Айнагуль не хотела показываться с малышом на людях и перестала ходить за покупками. Ей хватало припасов из погреба да молока соседской коровы. Вот и сейчас, когда сын наконец уснул, она переложила его в коляску и тихонько вышла из дома. На улице было свежо.

«Только бы не проснулся, пока я хожу!» – мысленно взмолилась Айнагуль.

Быстрым шагом до соседки идти было ровно шесть минут. Вдруг краем глаза она заметила, как незнакомая машина, стоящая поодаль, поехала с места. Услышала звук ползущих за ней по пятам колес, треск гравия под шинами, но не придала значения. До дома Сагнайки оставалось всего ничего, когда ей на голову накинули мешок и, скрутив запястья, больно стянули руки чем-то жестким.

Запахло перегаром и парами бензина.

– Что происходит? – закричала Айнагуль. – Отпустите меня.

– Не рыпайся, а то рот заткнем! – прошипел мужской голос.

– Тише-тише, я женюсь на тебе, – спокойно сказал другой голос, молодой и приятный.

– У меня ребенок есть! – крикнула Айнагуль и тут же добавила: – И муж!

– Ага, ты сейчас что угодно выдумаешь! – сказал приятный голос, надавил на затылок, заставив наклониться, и, толкнув в машину, уселся рядом. – Гони, гони!

Автомобиль набирал скорость. Айнагуль сжала длинный ключ от двери дома и со всей силы ударила похитителя, который сидел рядом. Парень по-девчачьи взвизгнул, выхватил ключ и врезал ей кулаком в бок. Айнагуль заскулила.

– У меня малыш дома один! Ему полгода даже нет. Я клянусь! Пожалуйста, отпустите меня, – умоляла Айнагуль и задыхалась от боли и вони старого мешка. – Я никому ничего не скажу. Только отпустите к сыну.

– Да не твой же ребенок, зачем обманывать? – спросил грубый голос со стороны водительского кресла.

– Мой! Клянусь!

– И про мужа тоже клянешься? – спросил голос рядом, который обещал жениться.

– Мужа нет, но ребенок правда мой. Он грудной один дома, пожалуйста, отпустите меня. Я бегала за молоком.

– Ну, ну! – Голос хихикнул. Мужчина рядом больно ущипнул за грудь.

– Может, она и тебе выделит молочка? – послышалось с водительского кресла.

Айнагуль сделала глубокий вдох и закричала изо всех сил. Ее тут же перебила музыка из динамиков. Она бессильно замолчала и скривила рот в плаче, но слез не было, будто они закончились бессонной ночью вместе с молоком. Вдруг ей в ухо, перебивая казахскую попсу из колонок, запел тоненький мальчишеский голос. От неожиданности Айнагуль дернулась и ударилась головой об стекло.

– У айналлаин Айнагуль дома спит сыно-о-ок! – Голос доносился не из колонок, а как будто отовсюду.

– Твою ж! Тулин, что за хрень? – спросил водитель и, выключив магнитолу, остановил машину.

– Тулин! Вы – Тулин? Пожалуйста! Отпустите меня. – Айнагуль вертела головой из стороны в сторону, не понимая, кто с ней говорит и кто поет.

– Ну, молодец! Еще мою фамилию давай скажи! – буркнул Тулин и, с шумом приоткрыв дверь, в которую врывалось мычание коров, смачно плюнул.

– А ты что хотел, до свадьбы не знакомиться?

– Да! – зло фыркнул Тулин и, еще раз сплюнув, хлопнул дверью. – На фига ты тормознул?

– А ты не слышал его?

– У айналлаин Айнагуль дома спит сыно-о-ок! – еще громче запел мальчишеский голосок.