Всю дорогу писатель и лейтенант молчали. Гвардеец уже проинструктировал Мануэля, что нужно сделать на следующий день, а Ортигоса был слишком подавлен, чтобы поддерживать беседу. Он размышлял то о лежащей в кармане гардении, то об обручальном кольце Ногейры. Мануэль и подумать не мог, что у лейтенанта есть супруга, которая ждет его дома. Привычка снимать обручальное кольцо, посещая бордель, а затем снова надевать его вызвала у писателя отвращение. Он попытался вспомнить, видел ли у гвардейца этот атрибут, когда они ездили к Офелии, с которой Ногейра так нежно прощался, — и не смог. Подумал, что, возможно, Альваро делал так же. Тогда понятно, почему у него не оказалось обручального кольца. Вероятно, у тех, кто пользуется услугами «ночных бабочек», так принято.
Лейтенант, словно прочитав мысли Ортигосы, пару раз бросил взгляд себе на руку и даже потер золотой ободок пальцем, словно тот вдруг начал доставлять ему неудобства.
Писатель взглянул на свое обручальное кольцо, удивляясь, почему до сих пор его носит. Внезапно его охватило сильное чувство стыда и обиды, и он глубоко вздохнул. Когда автомобиль подъехал к отелю, Мануэль пробормотал:
— Спокойной ночи.
Гвардеец впервые вежливо попрощался.
Энергосберегающие лампы загорелись тусклым светом и через несколько минут стали ярче. Мануэль стоял в своем номере. Узкая, как у монаха, кровать напоминала ему о бессонных ночах, проведенных в детстве. Ортигоса подошел к столу, выдвинул неудобный стул и сел. Распечатал пачку бумаги и вдохнул знакомый запах — точно так же он делал, когда начинал читать книгу. Этот аромат раскрывался полностью, лишь будучи приправлен чернилами. Мануэль внезапно вспомнил, как прижимал к груди четыреста отпечатанных листов — свой роман «Солнце Фив». Он почти закончил работу над ним, когда ему сообщили о смерти Альваро. Недописанная книга так и лежит в пятистах километрах отсюда. Осталось добавить всего пару глав, страниц, наверное, двадцать пять, и роман будет готов. Он покорит сердца читателей, хотя и не так хорош, как…
«Я уже сто раз говорил тебе, что не смогу написать произведение того же уровня, что и «Цена отречения». Новых потрясений мне не вынести» — так Мануэль сказал Альваро.
Ортигоса вытащил небольшую стопку листов из пачки, а остальное отодвинул на край стола. Затем взял из упаковки ручку и написал название на первой странице.