Пралине лежал, опираясь на локоть и без выражения взирал на неясные в сумерках силуэты, на грязь и беспорядок, царившие в жалкой камере.
Он улегся, не ответив, и Олэн, не зная, как себя вести, молча ждал продолжения. Глазок на двери приоткрылся. Вечерний обход. Охрана прошлепала к соседней камере.
Потом был еще один обход. Пралине шевельнулся - он больше не спал.
- Ни у кого… у себя… - вдруг доверительно шепнул клошар. - Сам себе хозяин…
Это означало, что у него была жена, возможно, дети, машина, загородный дом… «Наверное, жена смылась с другим, - подумал Олэн, - а после этого опуститься прощепростого - дорожка под королевские арки парижских мостов как намылена… Да и друзья, словно радуясь, что им подобный летит вниз по наклонной плоскости, стараются помочь. Они пьют вместе с вами. Но, пока вы уговорите литр, сами выхлебнут не больше наперстка…»
Олэн пожалел, что стал расспрашивать Пралине. «Наверное, я причинил ему чертовскую боль», - сказал он себе.
Но клошар, как ни в чем не бывало, посреди ночи встал подкрепиться. Он, не чинясь, принимал все, что давал ему Олэн. И даже назвал свои любимые продукты: сырой лук, маргарин и сахар.
Олэн покупал все это в буфете и держал в картонке. Однако он старался не смотреть, как его новый приятель кусает луковицу, будто яблоко, следом кидает в рот кусочек сахара и шарик маргарина величиной с орех, а потом, вытаращив глаза, энергично двигает челюстями.
Такая еда комом ложилась на желудок, и, заваливаясь спать между Олэном и стеной, Пралине рыгал до бесконечности.
- Может, обменяемся барахлом? - предложил Олэн. - Мне в любое время пришлют из дома другой… костюм.
- Ежели тебе охота - давай, мне плевать… Лишь бы удружить приятелю…
Наутро, Олэн, стиснув зубы, натянул на себя убогие тряпки клошара.
Ткань с обеих сторон пропиталась грязью и стала скользкой. Глазурь - да и только… а уж вонь…
Никто из сокамерников не заметил начала метаморфозы.
Пралине благоухал в камере уже дней пятнадцать. Ни на какие оскорбления он не реагировал, а администрация тюрьмы не отзывалась на бесконечные жалобы шестерых тамошних обитателей.
Отчаявшись, те решили держать Олэна и Пралине на карантине.
Олэн сделал из картона шашки. И они с бродягой, сидя в своем уголке, день деньской играли. Размеренность и однообразие убаюкивали. Обычная рутина… все по расписанию: прогулки, раздача баланды, буфет… Олэн вспоминал о гигантской шахматной доске братьев Шварц.
Он перестал мыться и причесываться и теперь безмятежно ждал, когда его отвезут во Дворец правосудия знакомиться со следователем.
Както утром громкоговоритель из коридора рявкнул:
- Двенадцатьдвадцать пять, Олэн… Двенадцатьдвадцать пять, Олэн…
Арестант приготовился, ожидая, пока дежурный откроет дверь.
Он надел свой собственный пиджак, не забыв предварительно повозить его по полу.
Олэн думал, что его поведут через внутренний двор к перевозке, но конвоир, спустившись по лестнице, резко свернул в сторону и впустил Олэна в один из кабинетов с застекленной дверью - обычно там адвокаты встречались со своими подзащитными.
Двое мужчин в штатском спокойно курили. Тот, что постарше, сидел за столом с портативной пишущей машинкой. На углу стола лежало довольно пухлое досье.
Младшего Олэн сразу узнал. Это был Поль. Он указал арестанту на стул, внимательно разглядывая мельчайшие подробности его своеобразного туалета. И первые впечатления еще больше укрепились.
Олэн, натянуто улыбаясь, попробовал спасти положение.
- Свою одежду я берегу до освобождения… а пока приятель одолжил коекакое барахлишко…
- А тут большего и не требуется, - в тон ему отозвался Поль. - Послушай, прежде чем передать дело в суд, я хочу спросить тебя кое о чем… Например, где ты был в понедельник десятого сентября с семи до полудня?
- В понедельник десятого сентября? - переспросил Олэн.
- Вот именно… в понедельник десятого сентября, - твердо сказал Поль.
Олэн сел, подперев подбородок рукой, и стал судорожно выдумывать менее вредное времяпрепровождение, чем налет на банк почтенного месье Финберга.
- Это не бог весть как давно… и месяца не прошло, - поторопил инспектор.
- И потом, понедельник - первый день недели, сразу после воскресенья, - добавил старший полицейский. - Может, так вам будет легче припомнить?
- Я был в Марселе! - заявил Олэн. - Уж в этомто я абсолютно уверен.
- В добрый час! - воскликнул Поль. - Это уже коечто.
Защелкали клавиши пишущей машинки. Полицейский печатал не очень быстро и от усердия высунул язык.
- «Я был в Марселе… - повторил он, -…уж в этомто я абсолютно уверен…»
- Ты работал? - спросил Поль.
- Нет… только не в сентябре… в сентябре я не работал…
- Так чем же ты занимался? Дома сидел?
- Как всем людям, случалось и дома посидеть…
- Будь любезен, назови нам адрес!
- Ну… так вы ж его знаете!
- Это который на документах?
- Да.
- Нет, приятель. - Поль открыл досье и вытащил исписанный листок. - Исчез в неизвестном направлении пять лет назад… Мне очень жаль, но придется тебе найти адрес получше.
- И, желательно, настоящий, - добавил второй полицейский.