– Сплетни? – озадачился лейтенант, и вдруг просиял, слова ее воспринявши не как издевательство, а вполне себе всерьез и буквально. – Ах, сплетни! Ну, как же, ну, конечно же. Вот вам свеженькая, последняя, пальчики оближешь. У Карла, короля свенского, что едет на свадьбу дочери с сэром Наместником, сломалась карета. Так что вся свадебная процессия застряла в захудалой гостинице захудалого городишки… вот только я позабыл, как он называется, этот городишка, Мелгород, что ли… как то так. Брандис впал в жуткую панику: карета-то наша, гегемонатская, модный рыдван, в провинции такую не починишь. Скандал и позор, можно сказать, срамота на всю планету! Бросил он нахрен всю процессию в гостинице, вызвал флаттер, наплевавши на все запреты, и примчался сюда, в Вупперталь. Сам в мыле, всех, до кого только успел дотянуться, поставил раком – придворные гламуры и всякая прочая пакаторская дворцовая мелочь в дерьмофлигах в перепуге спасалась. Велел Брандис выдать себе самую прочную карету, запряг самых резвых гиппов, пообещал, вернувшись, всех оставшихся, кого пока не успел, раком-таки допоставить и погнал назад, говорят, даже глотки не промочивши, не то, чтобы передохнуть, или, скажем, пожрать. Между прочим, безо всякой охраны. А дорога там, доложу я вам, кто только по ней сейчас не шастает: и всякие мятежники, и франконские кавалергарды, и зеленая братва, да и объект тоже, вроде бы, где-то тут чуть ли не с целой армией. И вот еще что, мужики, все местное быдло считает объект светлым богом, сошедшим на землю для борьбы с тьмой. Валом валят сообщения, что видели его в самых разных местах, можно сказать, одновременно, и всюду при одном его появлении начинается в народе шатания, а кое-где и бить начинают почтенных служек Ордена блаженной тьмы очень чувствительно в хвост, в гриву и по хряпке. Ну, а если к нему, и в самом деле, присоединились Франкон со Свеном? Тушите свет! Здешние власти уже и Гегемона готовы были бы прирезать на всякий случай, да без приказа не решаются. В общем, велено нам с выступлением не медлить ни единой секунды.
7
Было утро, солнце уже поднялось над горизонтом, однако двор странноприимного дома был совершенно пуст. Попрятались все, и придворные, и охрана, хотя чем бы это могло им помочь при предстоящей – неминуемо! – "раздаче элефантов"? Семья простилась с Густавом, очевидно, еще ночью, при закрытых, так сказать, дверях, поэтому обе принцессы, появившись во дворе, демонстративно направились к Люксу, и смотрели они только на него. Глаз, можно сказать, не отрывали.
Всадники один за другим скрылись за воротами, задержался только Люкс. Впрочем, и он оставался в седле. Глаза у Свены подозрительно блестели, Нора была бледна, насуплена и выглядела очень-очень решительно.
– Эта ночь, – тихо сказала Свена, – я думаю… нет, знаю… для меня как для женщины – вершина. Пик. Пик всего. Большего счастья в моей жизни не будет.
– Подожди, – бесцеремонно прервала ее сестра. – Дам я тебе еще с ним распрощаться со всеми нежностями и поцелуйчиками, если ночи не хватило, хотя по губам твоим распухшим судя…
Свена беспомощно пожала плечами, а Нора ухватилась за стремя Люксова гиппа, запрокинула голову и впилась в Люкса растерянными и одновременно какими-то даже злыми очумелыми глазами.
– Я для тебя девчонка, заморыш я для тебя и только заготовка под женщину, крысеныш четырнадцати лет, кукольная мама, и чувства у меня, ты считаешь, могут быть только к чинскому лакричному торту?
– Что Вы такое говорите, принцесса?
– Не смей говорить мне Вы! И я тебе не принцесса, я тебе Нора!
Нора глубоко вздохнула и в бессилии топнула ногой.
– Я тоже всю ночь не спала. Но не надейся, что я проплакала по тебе все глаза… Да! Я их проплакала! Ну, и что из этого? Мне просто не повезло, мы встретились слишком рано.
– Милая девочка…
– Какая я тебе девочка, в четырнадцать еще полвека назад замуж выходили. Ты, как в народе говорят, разуй глаза. Ты вот сюда посмотри, сюда! Нашел девочку. Я уже второй год как в зеркалах та-акие взгляды мужские на себе ловлю! Да, я еще не вполне, я имею в виду, как женщина, я имею в виду, внешне… в смысле наружности… в смысле выглядеть, но чувства у меня, извини, уж как-нибудь! И они во всех смыслах… чем у кого бы то ни было! Что до внешности – подожди, дай мне только еще сроку два года.
Люксу было странно, неловко ему было, и вообще неловко, и перед Свеной, но было что-то в Норе такое, что не давало ее прервать, отшутиться, расцеловать в обе щеки и отправить прочь, шлепнув по попке. В ней ощущалась огромная, напряженная внутренняя сила, заставлявшая не только дослушать до конца, но и… относиться к ее словам заставлявшая серьезно – дичь, казалось бы, дичь несусветная, а вот, поди ж ты.