Отныне и в Вечность

Отряд потихоньку двигался по тракту в направлении столицы, а в авангарде, несколько опережая прочих, как всегда, тряслись на своих гиппах Маунтин с Бимом. Так уж оно последнее время повелось, что в дорогу они отправлялись непременно и только вдвоем – парочка была настолько колоритная, что присутствие здесь любого третьего было бы даже не лишним, но – как выражался Кувалда – "просто противопоказано по чисто медицинским соображениям". Впрочем, позади, но в пределах видимости трясся вестовой – связующее звено между разведкой и отрядом.

Задача перед ними стояла простая: обеспечение безопасного движения по тракту, подбор места ночевок, отдыха и пунктов питания. Одним словом, авангард пополам с разведкой. Но… вот то-то и оно, что "но"! Разведка дороги перед основным отрядом дело, конечно, важное, однако Кувалда поставил перед ними еще одну задачу – самую главную! – искать мерзавца Изегрима. На совете отряда решено было единогласно брать стервеца живьем, а уж допросить его со всем возможным пристрастием брался сам Кувалда, и лицо его не обещало будущему пленнику ничего хорошего.

– Я его, гада, насквозь и поперек! – рычал Кувалда, для которого уже безо всякого сомнения личность пресловутого аббата ассоциировалась со старым корешем Лисом. – Я ему только кулак покажу, он тут же все, что знает, и выложит.

– А если не знает? – спрашивал скептик Скаврон, покачивая головой с унынием. – Такое, видишь ли, вполне возможно. Невелик чин аббат Ордена, что лично шмыгает по трактам и ловит. Может, он и не простая шестерка, но явно не тянет на обстоятельный чин.

– Тогда наведет на знающих, – упорствовал Кувалда. – Пусть только попробует не навести.

Маунтин с Бимом уже несколько дней старательно шарили по попутным странноприимным домам и "ямам" – заведениям, где путешествующие с государственной подорожной меняли лошадей – но Изегрим будто сквозь землю провалился. Нет-нет, о них совсем не забыли: расспрашивающие о Светлом появлялись с завидной регулярностью, как же в нормальном государстве без настырников, оч-чень любопытствующих сунуть нос в чужие дела, но обходились они по большей части без Изегримова рвения и крови.

К полудню друзья въехали в… поселок, не поселок… при тракте в трогательном соседстве расположились парочка частных странноприимных домов и большуший казенный ям.

Конкуренты стояли чуть ли не ограда в ограду. Впрочем, удивляться этому обстоятельству особо не приходилось. Большие города были далековато, но поблизости находилось множество сел, причем довольно крупных, и несколько богатых высокоблаголепных поместий, в том числе, и аж пара баронских замков. Тракт был оживленный, путешествующих хватало, с собою они привозили как деньги для хозяев странноприимных домов и яма, так и свежие новости и моды для окрестных обывателей. Так что эта троица заведений в "культурно-массовом " аспекте были в округе не только центром собраний разной степени благолепности, благопристойности и пьяности. Одновременно они служили и местом отдохновения для аборигенов особо тонкой и чувствительной душевной организации, вау-как измученных отвратно-возмутной провинциалитетностью окружающей жизни вообще, окрестных компатриотов в частности, и – ах! – волнительно тоскующих по гламурно-восхитной столичной тусовальности.

Во всех трех заведениях Бим с Маунтином были люди известные с тех самых пор, когда несколько лет назад, возвращаясь с каникул с пустыми карманами, дали они в "яме" по договоренности с хозяйкой оного три небольших цирковых представления.

Шуточки Бима и особенно силовые трюки Маунтина имели среди окрестной публики такой сумасшедший успех, что уже во время второго представления оба соседние трактира были полупустыми, а при третьем у соседей не оказалось вообще ни одного посетителя.

В конце каждого представления, уже в сумерках, когда разбудораженная зрелищем и горячительными напитками публика вслед за артистами вываливалась из яма на свежий воздух, там, на берегу крохотной речушки, на общественном выгоне у заранее разожженного костра начинался кульминационный номер – Маунтин с помощью Бима принимался жонглировать раскаленными утюгами с горящими в них углями.