Отныне и вовек

— Плевал я, что он тоже служил, — сказал новенький, глядя вслед отъехавшему такси. — Нельзя драть такие деньги.

— А может, у него жена из местных и ему надо кормить десяток косоглазых ублюдков, — сказал Тербер.

— Я тут ни при чем. За переезд переводников должно платить правительство.

— Оно и платит. Но не за тех, которые переводятся по собственному желанию.

— А должно платить за всех, — упрямо сказал Старк, прекрасно понимая, что это камешек в его огород.

— Оно будет платить за всех. Только сначала сколотит из призывников крепкую армию и влезет в войну.

— Когда дойдет до войны, переводы по собственному желанию кончатся, — сказал Старк, и они неожиданно посмотрели друг на друга понимающими глазами, зная то, о чем не догадался бы Пит Карелсен, и Тербер, хотя и подготовил себя к любой неожиданности, удивился этому пониманию. Наблюдательный двойник, который жил в его мозгу самостоятельной жизнью и ни во что не вмешивался, тотчас взял это на заметку.

— За офицеров-то платят, — сказал Старк все с той же неторопливой настырностью. — А солдата любой может поиметь как хочет. Даже бывший солдат. — Он потянул за торчащую из кармана рубашки петельку шнурка, вытащил кисет «Голден Грейн» и достал папиросную бумагу. — Куда мне нести мое барахло?

— В комнату поваров.

— А к шефу сейчас идти? Или потом?

— Динамита сейчас нет на месте, — усмехнулся Тербер. — Может, еще зайдет сегодня, а может, и нет. Но он хотел с тобой поговорить.

Зажав в зубах шнурок кисета, Старк свернул самокрутку и исподлобья спокойно посмотрел на Тербера:

— А что, он не знал, что я приеду?

— Знал, конечно. — Тербер, усмехаясь, подхватил самый пузатый мешок и небольшой холщовый ранец. — Но у него возникло одно важное дело. В клубе.

— Он все такой же, — заметил Старк, взвалил на спину два оставшихся вещмешка, согнулся под их тяжестью и, ловко балансируя, пошел следом за Тербером через галерею и пустую столовую, погруженную сейчас в призрачный полумрак, потому что свет там был выключен. Тербер провел его в крохотную комнатку поваров неподалеку от двери во двор, почти напротив комнаты отдыха.

— Можешь устраиваться. Если придет Динамит, я тебя позову.

Старк тяжело уронил мешки на пол, выпрямился и оглядел свой новый дом — тесную каморку, которую ему предстояло делить с остальными поварами.

— Ладно, побуду пока тут, — сказал он. — Денег на переезд не было, пришлось в Каме одолжить под двадцать процентов у тамошних «акул». — Он сунул большой палец за пояс и привычным движением поддернул брюки. — Когда я уезжал, там лило, как у коровы из-под хвоста.

— Завтра здесь тоже будет дождь, — сказал Тербер, направляясь к двери.

— Старшой, надо бы тут койки в два яруса поставить, — заметил Старк. — Посвободнее будет.

— Здесь хозяйство Прима, — уже с порога отозвался Тербер. — Я не вмешиваюсь.

— Старина Прим? Мы с ним в Блиссе служили. Как он?

— Он — отлично, — сказал Тербер. — У него все отлично. И именно поэтому я в его хозяйство не лезу.

— Он, видать, тоже не очень-то изменился. — Старк развязал вещмешок и достал оттуда конверт: — Вот мои бумаги, старшой.

Вернувшись в канцелярию, Тербер внимательно просмотрел эти бумаги. Он узнал, что Мейлону Старку двадцать четыре года, отслужил два контрактных срока, сейчас служит третий, в военной тюрьме ни разу не сидел. Вот и все, не разгуляешься.

А ведь странно, подумал он, удобно откинувшись в кресле, положив ноги на стол и с удовольствием расслабив широкие плечи и мощные бицепсы, странно, что в армии как-то совсем не ощущается возраст людей. У себя дома, в своем родном городке, Старк в его двадцать четыре года был бы из другого поколения, из новой поросли, взошедшей после поколения Милта, которому сейчас тридцать четыре; но здесь, в армии, они оба — ровесники сорокалетнего Никколо Ливы и Пруита, которому всего двадцать один. Здесь они все одинаковы, все чем-то друг на друга похожи, все прошли одну общую школу, и в их лицах, в приглушенных полутонах их голосов тоже прочно засело что-то неуловимо общее. Но, конечно, они не ровесники Маджио, и Маззиоли, и Сэла Кларка — те совсем еще зеленые юнцы. И не ровесники таких, как Уилсон, Хендерсон, Терп Торнхил, О’Хэйер. Что-то не ко времени ты ударился в романтику, подумал он. Но даже если отбросить романтику, они действительно чем-то похожи между собой и отличаются от других, в них есть нечто, присущее людям одного поколения. Это сразу чувствуется. Вот и в Вожде Чоуте оно есть. И даже в Пите Карелсене иногда проскальзывает, но не часто, только когда он по-настоящему разбушуется. Или напьется. Да, когда Пит напьется, в нем появляется это нечто. Его чувствуешь, но подобрать ему название невозможно, нет такого слова. Он все еще раздумывал над своим открытием, тщетно пытаясь найти название тому, что их объединяло, когда в канцелярию вошел капитан Хомс.

Пока продолжалась предварительная беседа, которую Хомс непременно проводил с каждым новеньким, в мозгу Тербера, в том самом никогда не дремлющем его участке, сложился ясный план, как действовать с поварами.