Отражения

— Поэтому и выбрал, — улыбнулся Кирилл, тоже посмотрев в окно, на едва видную среди деревьев колокольню церкви Всех Скорбящих Радости.

— Умеешь выбирать?

— Как видишь, умею, — подтвердил он и светским тоном осведомился: — Чаю?

— Может, позже.

— Бокал вина?

— Белое полусухое холодное.

— У меня как раз есть.

Амон вернул «12» в кобуру, бросил мотоциклетный шлем в кресло, сходил на кухню и вскоре вернулся с двумя бокалами. Женщина за это время даже не пошевелилась, продолжала смотреть в окно, но при его возвращении обронила:

— Спасибо.

И сделала малюсенький глоток.

— Твоё здоровье… — Амон выдержал короткую паузу.

— И твоё, — кивнула она. Глотнула вина ещё и заметила: — Ты не удивился, увидев меня.

— Я привык к вниманию женщин.

Ответ Ксану задел.

— Я не женщина, я ведьма, — сообщила она, впервые посмотрев на Амона.

— Знаю, — ответил он, усаживаясь в кресло. Шлем переместился на пол.

— Кто тебя предупредил?

— Скандал разрастается, — объяснил Кирилл. — К нам уже приходили ребята из Братства, так что твоё появление было вопросом времени.

— Я настолько предсказуема?

— Не ты — Гаап. Он явно хочет побыстрее избавиться от Ольгина. — Амон повертел в руке бокал. — Мне нравятся итальянские вина, насыщенные и ароматные… С ними могут сравниться только крымские.

— С Южного берега.

— Именно, — согласился Кирилл. — Вижу, наши вкусы во многом совпадают.

Ведьма помолчала, не понимая, для чего мужчина заговорил о винах, после чего продолжила:

— Гаап велел помочь Братству, но я… — Ксана передёрнула плечами. — Я не в настроении.

— Зачем же пришла? — Амон сделал вид, что удивился.

— Не хочу ругаться с Ястребиным, а визит к тебе позволит выиграть время и… подумать.

— Тебе есть о чём подумать?

— Что в этом удивительного? — подняла брови женщина. И тихонько рассмеялась: — А вдруг я решила, что настало время нам с тобой познакомиться?

Он выдержал её взгляд, прищурился и мягко ответил:

— Я не знаю своего настоящего имени.

— Не хочу называть своё, — помолчав, произнесла Ксана. — Оно мне противно.

— Имя или человек?

Бокал в её руке дрогнул. Едва заметно.

— Ты не сделаешь мне больнее, чем есть, — улыбнулась женщина. — Зря стараешься.

— Я пытаюсь понять, с кем говорю, — объяснил Амон, сделав глоток.

— С ведьмой.

— Ты ею не стала.

Этот удар она тоже пропустила — бокал дрогнул повторно, — однако ответить сумела жёстко:

— Откуда ты знаешь, кем я уже стала, а кем ещё нет?

— Читаю по глазам.

— Один из твоих талантов?

— Именно.

Она явно захотела вспылить. И так же явно передумала. Она разозлилась, но ухитрилась сдержаться. Несмотря на бахвальство, он всё-таки сделал ей больно, но то был не удар ножом, а надрез скальпелем, хирургическое вмешательство. Кирилл прикоснулся к кровоточащей ране, но показал, что хочет помочь.

И не жалость услышала в его голосе Ксана, а сочувствие.

И потому не стала бить бокал о стену, как захотелось, а поставила стекляшку на пол и вновь посмотрела Амону в глаза:

— Это я звонила прошлой ночью.

— Знаю.

— Мы не встречались.

— Узнал, когда ты заговорила.

— Хорошая память на голоса?

— Просто: хорошая память.

— А говорят, ты ничего не помнишь.

— Поэтому стараюсь ничего не упускать, — он тоже отставил бокал и подпёр подбородок кулаком. — Почему ты не попросила Гаапа сжечь прошлое? Почему не захотела всё забыть?

— Как ты? — скривилась женщина.

— Я забыл не по своей воле.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю — я уверен.

— Хорошо быть в чём-то уверенным, — усмехнулась Ксана и резко вскинула подбородок, несчастная и гордая: — Я не хочу ничего забывать, Амон. Не хочу, чтобы эта красивая, сильная и самодовольная сука перестала испытывать боль. Не хочу, чтобы она перестала рыдать по ночам. Не хочу, чтобы она свыклась с тем дерьмом, в котором оказалась и научилась получать от него удовольствие. Не хочу, понимаешь? Пусть эта сука грызёт себя!

Ведьма отвернулась к окну, уставившись на колокольню.

— Как его звали? — тихо спросил Кирилл.

— Герман. — Сейчас Ксана не стала скрывать очевидное. — Его звали Герман, и рядом с ним я была счастлива, но гордыня и гнев затуманили мне голову… Я потеряла счастье, потеряла Германа и… потеряла себя. С тех пор я ни разу не была с мужчиной… по своей воле. Ни разу.

А тень, что скользнула по лицу женщины на словах: «по своей воле», поведала Кириллу о многом. Он достаточно узнал об Отражении и представлял, чем занимаются ведьмы на сборищах Первородных.

— Всё-таки сделаю чай…

Но у него не получилось.

— Не уходи. — Она вдруг поднялась, подошла к креслу и села на подлокотник. Спиной к Кириллу. Продолжая смотреть в окно. — Я слушаю тебя с тех пор, как ты явился на «НАШЕ радио», я слышала все твои шоу и вот что: слушая тебя, я не испытываю боли. Я не забываю о том, что сделала, и о том, что потеряла — я перестаю чувствовать боль. Я помню о ней, я не перестаю плакать, но когда ты говоришь, в моих слезах нет крови… Ты лекарь?

— Возможно.

— Говорят, ты — Божественный.

— Возможно.

— А ещё говорят, что ты — один из Богов, каким-то образом пропустивший Битву.

— Возможно.