Виссарион страдал, но продолжал опаздывать. Однако был он при этом настолько добродушен, незлобив и участлив, что многие друзья, знакомые и даже мимолетные знакомцы Обузы принимали его таким, какой он есть: вместе с рассеянностью, непрактичностью, наивностью и, конечно же, опозданиями. И даже те из его друзей и знакомых, кто жил в вечном цейтноте, планируя расписание с точностью строителей Керченского моста, даже они не отказывали Виссариону во встречах, ломая свои графики и теряя драгоценное время.
Но не всегда, разумеется, исполняли услышанные просьбы.
— Виссарион, это глупо, — махнула рукой Настя, программный директор «НАШЕго радио». — Ну, и чересчур, конечно.
— Почему чересчур?
— Потому что ты просишь слишком много.
— Но это же для общего дела, — уточнил Виссарион. — В общих интересах.
— Не доказано.
— Вот я и пришёл, чтобы доказать.
Длинный, тощий и очень нескладный на вид Обуза был стопроцентным книжным червем то ли в одиннадцатом, то ли в пятнадцатом поколении, владел уютным магазином на Забелина, считался одним из известнейших в мире букинистов и ходячей энциклопедией чуть ли не по всем вопросам Отражения. При этом благодаря матери Виссарион был натурой живой, увлекающейся, периодически душа его требовала большого дела, и Обуза бросался с головой в ближайшую авантюру. Как в омут.
В настоящий момент Виссарион отчего-то счел себя способным продюсером и заявился к программному директору федерального радио, пытаясь выцыганить у неё «небольшую» поддержку своему новому проекту.
— Настя, ты же понимаешь, всё решает один-единственный эфир…
— Правда? — она подпёрла голову кулаком и с интересом попросила: — Давай, расскажи мне об этом.
— Ну… может решить.
— Ага, вот мы уже начинаем кое-что понимать в шоу-бизнесе.
— Способен решить…
— Один эфир?
— Почему нет?
— Потому что для этого песня должна быть реальной бомбой, понимаешь? — объяснила Настя, переходя на деловой тон. — В ней должны сойтись мелодия, слова, аранжировка, настроение людей, а главное — ещё одна неопределяемая мелочь, которая называется талантом. Только в этом случае люди начнут мурлыкать песню себе под нос и ждать, когда её снова поставят в эфир.
— У моих ребят есть такая песня, — подтвердил Виссарион. — Бомба.
— Не сомневаюсь, что у твоего джихад-оркестра есть бомба. Но мне нужна песня для эфира. Мощный трек.
— Настя, пожалуйста, дай шанс, — вздохнул Обуза. — Мой солист — очень мощный лайкер. Магических способностей у парня нет, зато эмоции он разгоняет невероятно и обязательно «выстрелит». Его будут слушать, даю голову на отсечение, и талант у него есть.
— Он не умеет петь.
— Умеет.
— Мы вместе слушали запись.
— И странно, что ты не разглядела его талант.
— Надо было смотреть? Извини, я надеялась услышать.
— Не придирайся к словам. — Виссарион поерзал в кресле и чуть подался вперёд. — Послушай, давай я тебе кое-что объясню…
— Обуза, осторожно! — Настя подняла вверх указательный палец. — Я понимаю, что ты увлечен своим проектом, но не смей делать то, что задумал. Даже думать об этом не смей. Иначе я действительно оторву тебе голову.
— Э-э… — Виссарион подался назад, на спинку кресла, так же явно, как секунду назад подался вперёд. В эти секунды он напоминал нерасторопный маятник. — Извини, я машинально… Зов крови и все такое…
— Знаю, — мило улыбнулась Настя, дружелюбно глядя на смутившегося букиниста. — Поэтому предупредила, и на этом все. Я не обиделась.
— Спасибо.
— Не за что.
Отец Виссариона был стопроцентным книжным червем то ли в десятом, то ли в четырнадцатом поколении, слабым колдуном, зато большим умником. Что именно нашла в нём сладкоголосая сирена, никто не знал, но она влюбилась в одинокого букиниста и подарила ему сына — длинного, лопоухого и непрактичного. Зато обладающего наследственной способностью туманить голову кому угодно.
— Хорошо, я поставлю песню… — Настя посмотрела Обузе в глаза. — Два раза.
— Спасибо!
— Один раз — в «прайм», второй — как получится. Потом сделаем выборку по отзывам, послушаем мнения профессионалов и решим, что дальше.
— Спасибо! Ты не прогадаешь!
— Посмотрим.
— Услышишь!
Повеселевший Виссарион поднялся, намереваясь покинуть кабинет, он ведь знал, что Настя весьма занята, но она жестом велела Обузе вернуться в кресло. Разговор ещё не закончился.
— Я давно хотела с тобой поговорить, но все не получалось… А сейчас это будет кстати.
— Да? — насторожился Виссарион.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — Обуза открыл было рот, но сказать ничего не успел. — Не отвечай, это риторический вопрос. Твоя проблема в том, что тебе мало быть только букинистом. Вторая кровь заставляет тебя искать приключений на собственную задницу, требует хоть какого-то разнообразия, но ты никак не можешь отыскать хобби по душе, чтобы с девяти до шести торговать книгами, а с шести до девяти… ну… допустим, вышивать крестиком. Тебе бы пошло.
— Почему? — искренне удивился Виссарион.
— А что ты ещё умеешь делать? Собирать марки?
— Это мне неинтересно.