Отрицание смерти

Это был пост-фрейдистский взгляд на развитие характера, реакция на инстинктивизм Фрейда. Точнее, даже на пре-фрейдизм, начавшийся с Эпохи Просвещения, Руссо и Маркса. В последние годы наиболее острая и точно продуманная критика была дана Норманом О. Брауном¹⁴¹⁵

. Использованные им эпитеты против Фромма и нео-фрейдистов были действительно горькими для книги, возвращавшей нас к Эросу. Но основные пункты обвинения, на которых строилась критика Брауна, были действительно серьезны и изучены многими в последующие десятилетия: место ребенка в жизни действительно было невозможно, и он был вынужден создавать свои собственные механизмы защиты от окружающего мира, найти способ спастись в нем. Как мы увидели в третьей главе, собственные экзистенциальные дилеммы ребенка поставили перед ним задачу совершенно независимо от родителей: его «установки» пришли к нему из его потребности адаптироваться ко всему отчаянному человеческому состоянию, а не просто подстраиваться под прихоти родителей.

Последователь этих идей может справедливо задуматься, какую бы книгу Браун создал своим блестящим разумом, если бы усвоил идеи Адлера и Ранка так же тщательно, как ранее изучал Фрейда. В конце концов, именно Адлер и Ранк поняли отчаянность положения ребенка, не попав при этом в фрейдистскую ловушку внутренних инстинктов или легкого энвайронментализма. Ранк говорит абсолютно конкретно, заявляя всем будущим психоаналитикам и исследователям человека:

каждое человеческое существо… равно несвободно, то есть, … из свободы мы создаем тюрьму…¹⁶

Ранк критиковал Руссо за его взгляды, выражавшиеся в том, что человек рождается свободным и потом оказывается в цепях преподавателей и общества. Ранк понимал, что перед лицом превосходства окружающего мира ребенок не может внутри себя обнаружить столько выносливости и силы, необходимых для жизни с безграничной широтой восприятия и опыта.

Мы достигли уникального уровня развития психоаналитической мысли. Полностью объединив работы Адлера и Ранка на уровне с Фрейдом, современные психоаналитики смогли без ошибок сохранить форму и трезвость работы мастера, его резкие формулировки и догмы строгого фрейдизма. Как я вижу, книга Брауна представляет собой утверждение о том, что замкнулся круг между основателями психоанализа и последними теоретическими и клиническими исследованиями. Ничего существенного при этом потеряно не было. Даже в том, что касается синдрома, при котором действительно можно обвинить родителей в том, что они потерпели неудачу в создании человеческого существа – при шизофрении – была отмечена смена исследовательских акцентов и новое понимание трагических измерений человеческой жизни. Лучше всех эту тему подытожил Гарольд Сирлс[52], и я бы хотел процитировать, его взвешенное и авторитетное утверждение, которое, как я думаю, является исторически важным:

В психиатрической лечебнице Честнат-Лодж дважды в неделю проводятся часовые разборы историй болезней пациентов с шизофренией… Когда автор приехал туда почти двенадцать лет назад, терапевты – включая его самого – во время своего выступления рисовали полностью, или почти полностью, мрачную картину семейных отношений пациента в детстве. Атмосфера презентации давала понять, что родителей на ней обвиняют больше, чем кого-либо другого. Шли годы, и автор заметил, что на подобных выступлениях обвинения звучат все реже и реже, а все чаще и чаще говорится о трагедиях жизни родителей – трагедиях, частичка которых была в жизни каждого из нас. Так что теперь разборы часто представляют собой полный горечи опыт как выступающего, так и слушателей. Некоторые чувствуют, что такая презентация для сотрудников теперь дает более правдивую картину жизни пациента, но она поражает даже больше, чем окрашенная обвинением картина, которую мы видели ранее.