Отрицание смерти

Мысли являются наиболее современными другим мыслям, и обладают наиболее мощным влиянием. Моя душа чувствовала в себе расположение лишь к великим вещам. Но душа для души как яблоко для яблока: гниет одно – гниет и другое. Когда я начал говорить и ходить, ничто не стало для меня настоящим, кроме того, что было таковым в их мыслях. Да и в любом другом смысле для меня настоящим было нечто иное, а не то, что они таковым считали… Если они о чем-то не говорили – это было потеряно. Так что из всех своих товарищей по игре я начал ценить цилиндры, тонкие пальто, пенни, книги с золотым обрезом и т. д. Но они исчезли подобно небесам, солнцу и звездам, став для меня не более чем голыми стенами. Таким образом странные богатства, изобретенные человеком, превзошли богатства Природы, которые я изучал более свободно и которые всегда были для меня на втором месте¹⁸.

Что же потеряно в прекрасной картине падения ребенка от естественного восприятия к искусственности культурного мира? Ни много ни мало, то, что мы назвали величайшим слиянием человеческой личности: собственная причастность Траэрна к происходящему в его жизни, к его греховности с целью возрасти, двигаться вперед без страха, защищать себя от солнца, звезд и небес. Траэрн не записал другие свои первозданные реакции: например, пронзительные крики «товарищей по играм», когда они резали себе руки, разбивали носы и губы, забрызгивая его странными шариками красного цвета, заставлявшими его желудок сжиматься от ужаса. Он говорит, что не знал, что они должны умереть, что все казались бессмертными – но разве его родители рассказали ему о смерти? Это была глубоко укоренившаяся гниль, которая въелась в его душу, и принесли ее не родители, она появилась из мира, от «богатств природы». В некоем сложном для его восприятия смысле смерть представляла собой символ, впускающий холод душу. Для того, чтобы оградить себя от фактов жизни Траэрн вынужден был перекроить свой рай, пусть даже это требовало от него лгать себе так же, как делаем все мы. И правда, земля, какой он ее изображал, была местом мистической красоты, а как позднее согласился Карлейль – «таинственным храмом». Но в то же время она была «залом судьбы», к отрицанию которого в свои детские годы был близок Траэрн.

Всю совокупность условий человеческого существования передать очень трудно. Человек хочет, чтобы его окружал безопасный мир, виня при этом других за свою судьбу. Сравните со взглядами Траэрна, например, осознание современными поэтами полной всеохватности человеческой природы. Марсия Ли Андерсон с проницательной ясностью говорит нам, как мы должны жить в зале судьбы, и что нам нужно для того, чтобы защитить себя:

Невзгоды множим ради удовольствий,Желаний ужас и позор сомнений.В ночи взращенные, мы допускаем вольность,Скрывая ад душевных построений.

Зачем? Без осложнений, тонко различимых,На солнце кто готов смотреть без страха?Спасенье взгляда от перспективы,

От ясности и широты размаха.Кто сможет выбраться из внутреннего мракаПод яркий свет, оставшись без укрытия?Не так бегут все от забвенья страха,

Как от отчаянья, связавшего нас нитью,Услышав, сколько просты и глубоки желанья,Но невозможно нам найти им оправданья¹⁹.