Отцовский договор

– Вот именно. Именно так и не может больше продолжаться, – отвечает папа.

– Да я ведь бываю тут всего два раза в год.

– Два раза в год, каждый раз по две недели, итого я месяц не могу работать, – говорит папа.

– Но ты же с детьми дома сидишь, – уточняет дедушка.

– Сейчас сижу, – отвечает папа, – а через полгода уже не буду.

Дедушка смотрит на сына во все глаза.

– Перед отъездом верни мне, пожалуйста, ключи, – говорит папа.

– Но где же мне жить тогда? – удивляется дедушка. – У вас дома?

– Нам будет тесно, – отвечает папа. – И вообще не думаю, что кто-то из нас такое вынесет.

– Мне что, в гостинице жить? Хочешь, чтобы твой родной отец жил в гостинице? Ты этого хочешь? Чтобы я платил за гостиницу, чтобы встречаться с собственными внуками? На улицу меня хочешь вышвырнуть, как старого пса?

– Говори тише, – отвечает папа.

– Не указывай, как мне говорить, – грохочет дедушка и хлопает ладонью по столу.

Младший хохочет. Старшая подбегает с встревоженным видом.

– Вы что, ссоритесь? – спрашивает она.

– Мы потом еще с тобой об этом поговорим, – произносит папа.

– Когда потом? – спрашивает дедушка.

– Не при детях, – отвечает папа.

* * *

Вечером пятницы, когда весь город воняет, дочь, которая сестра, которая мама, возвращается домой с работы. От лифтов несет изолентой. От эскалаторов – жженой резиной. Вагоны в метро пропахли прогорклой картошкой фри. За полчаса ей приходится дважды искать туалет. Ее переполняет радость. Гордость. Сила.

Грусть. И одолевает такой депресняк. Но в то же время ее прямо-таки распирает от энергии. В метро она засыпает и проезжает свою станцию. После пробуждения ей ужасно хочется съесть кусочек чизкейка. Ни о чем другом она даже думать не может. Чизкейк, где в этом чертовом городе найти чизкейк? Она заходит в кафе и спрашивает там.

– Могу предложить вам морковный торт, – отвечает бородатый парень за стойкой.

– Я просила чизкейк, – шипит сестра.

– Ну ладно, – отвечает он.

– Простите, я просто немного вымоталась, – произносит она. – И мне ужасно хочется чизкейка.

Поиски продолжаются. Она заходит в булочную. В магазин здорового питания. Наконец в продуктовом ей попадается чизкейк, порционные куски завернуты в пленку, и вид у них слегка засушенный, но она все равно покупает сразу два, съедает их на весу, зажав в руке на манер бутерброда. И плевать, что люди смотрят. Пусть смотрят, сколько им влезет. Она направляется домой. Звонит мобильный.

– Ну наконец-то, – произносит папа, когда она снимает трубку.

– Вообще-то это я до тебя дозвониться не могла, – говорит она.

– Как я рад слышать твой голос, – отвечает он. – Мы увидимся? Перекусим вместе? Поужинаем? Я могу в любое время, но пойму, если ты занята.

– Успокойся, папа, – отвечает она. – У тебя что-то случилось?

– Нет-нет, – говорит папа. – Я просто хочу встретиться с моей несравненной дочерью.

– Конечно, мы увидимся, – отвечает она и смотрит в свой ежедневник. – Следующая неделя у меня вся занята, но, может, завтра в обед?

– А какой завтра день? – спрашивает папа.

– Суббота, – отвечает она. – Увидимся в центре, где-нибудь в полдвенадцатого?

– Мне большего для счастья и не надо, – говорит папа. – До встречи, мой любимый космический ангелочек.

Оба вешают трубку. Она продолжает путь домой. Нет, внутри нее не человек. И не зародыш. Это лишь несколько клеток, которые начали делиться и делились до тех пор, пока не получился миллиметровый шарик из клеток и пока он не прилепился к слизистой внутри ее матки. У него еще нет ни кожи, ни нервной системы, ни ушей, ни глаз. Нет мускулатуры, скелета, почек, сердца. Нет кишок, пищеварительной системы, легких, мочевого пузыря, пола, личности, имени. Еще очень нескоро случится первый вздох, первый шаг, упрямство двухлетнего и трехлетнего возраста, а о сложном возрасте четырехлеток и думать пока нечего. Еще нет никаких заявлений, полицейских допросов, адвокатских исков, прошений и обжалований, апелляций, совместной опеки с передачей ребенка друг другу в общественных местах, нет новых повесток в суд, встреч с новым куратором, который понятия не имеет обо всем, что происходило в последние пять лет, нет споров о том, кому из родителей достанутся какие выходные, когда нужно будет передавать ребенка, кто получит ребенка на Рождество, а кто на окончание учебного года, сколько часов будет у мамы, а сколько у папы, нет новых инспекций в связи с опекой, нет посменного проживания, независимых экспертов, приглашенных, чтобы оценить, насколько серьезный вред причиняет ребенку длительный конфликт между родителями, нет окончательного заключения с рекомендациями о том, что тот родитель, который больше преуспел в создании положительного образа другого родителя, должен стать ответственным опекуном. Вот что она натворила. Настолько преуспела, что сын не захотел вернуться домой и теперь она одна. Впрочем, нет, не одна. Есть тот, кто стал ее парнем. А в утробе сидит маленький росток, который превратился в эмбрион и чье сердечко в форме трубочки только что забилось у нее внутри.

* * *