– Иди в школу без наушников, – сказал папа.
– Не могу, – ответил сын.
– Почему? – поинтересовался папа.
– Не знаю, – признался сын. – Так нельзя. Они мне нужны.
Вместе с парой друзей из баскетбольной команды они начали заниматься музыкой в молодежном центре. Беда в том, что это была никакая не музыка, а сплошная барабанная дробь да трепотня. Иногда они заимствовали мелодии с папиных пластинок, а иногда играли песни, которые были инструментальной версией других песен. Никакого творчества, никакой мелодики, никаких рефренов, одна матерщина, сирены и тексты о том, что нельзя изменять самим себе, нельзя попсеть, нужно всегда оставаться андерграундом, потому что сын был убежден, что все мировое зло исходит от больших коммерческих звукозаписывающих компаний.
Потом был развод. Папа стал редко общаться с детьми. Потом они совсем не общались. Сын сошелся с веснушчатой девицей, которая просветила его насчет феминизма, и, когда папа с сыном вновь стали видеться, вдруг оказалось, что все зло в мире – от власти мужчин. Это мужчины виноваты в том, что существует жесткое порно с насилием, групповые изнасилования, реклама, эксплуатирующая женскую красоту, туфли на шпильках и дамские велосипеды.
– Но ведь мир, он такой непостижимый, – говорил папа. – В о всяком случае ваш мир. Потому что вы понятия не имеете о том, какой он на самом деле. Вы никогда не прятались под журнальным столиком, когда служба безопасности ломилась к вам в дом. И ваш дядя никогда не сжигал себя в тюрьме. Вы никогда не испытывали настоящего голода, настоящей тревоги, настоящего страха.
– Ты-то что об этом знаешь? – отвечал сын.
Папа переехал за границу, а сыну досталась папина квартира, он даже отступные за нее не платил. Единственное, о чем попросил отец, – чтобы сын следил за его почтой. И чтобы у папы было где жить во время наездов домой. Сын изучал экономику в престижном вузе. Его сокурсники переехали за границу, они стали консультантами по менеджменту в Лондоне, открыли интернет-фирмы в Берлине. Сын предпочел специализироваться в бухучете, потому что это просто и надежно. Он нашел себе контору, в этом ему помогли два знакомых философа, которые владели своим издательством и книжным магазином. Один философ примыкал в семидесятые к левому движению, а другого задержали в дни волнений в Гётеборге[27]
и посадили на несколько месяцев то ли за попытку подстрекательства к беспорядкам, то ли за оскорбление действием стража порядка, а может, полицейской лошади, папа точно не знал, но только несколько лет подряд склад с их книгами располагался через стенку от конторы сына, и все это время не расизм и не звукозаписывающие компании и не власть мужчин порождали зло, на их место пришел капитализм с заглавной буквы К, так теперь утверждал сын.– Да ведь ты сам экономист, – у дивлялся папа, качая головой.
– Экономист поневоле, – отвечал сын.
У моего сына в мозгу может уместиться не больше одной мысли, думал папа, который теперь стал дедушкой. Во всем всегда виноват кто-то другой, и чаще всего виноватым оказывается папа. Дедушка сидит перед экраном телевизора. Он съел два из «Четырех сезонов» пиццы. Остаток года сгодится на завтрашний обед. Он встает и относит коробку с пиццей на кухню. По пути случайно сшибает кипу книг, выставленную в коридоре. Он так и оставляет их лежать на полу. Это же не он виноват, что сын так завалил контору хламом, что тут и продохнуть нечем.