Озимандия (СИ)

— Не знаю, — пожал тот плечами, — куда-то надо…

— Интересно, — возмутилась она, — кто из нас здесь мужчина? Я теперь еще должна думать, что нам делать? Затащил меня неведомо куда и теперь разводит руками. Ты понимаешь или нет, что мне нужно домой? Повторяю для особо тупых, мне сейчас же необходимопопасть домой. Меня мать и так уже убивать будет, я же ей даже не позвонила, а если я здесь еще и разгуливать буду неизвестно с кем… По-русски не понимаешь, перейдем на немецкий: Гитлер капут, все пропало!

— Да заткнись ты! — не выдержал парень.

— Сам затыкайся, — девчонка со злостью вырвала руку, которую он все еще продолжал держать. — Затыкать меня будет. Дай сюда фонарик и торчи здесь, блин, сколько хочешь!

— Возьми, только не тарахти.

Лика выхватила фонарик и, направив тонкий луч света себе под ноги, двинулась вдоль неподвижно застывшего в темноте вагона. Чертыхаясь, парень нехотя последовал за ней. Он бы сейчас, если честно, лучше бы еще поспал. Его слегка мутило, не совсем, чтобы уж очень, но и до нормального самочувствия было далековато, а здесь еще эта, он так и не смог подобрать для нее подходящего местоимения, спешащая к своей мамочке.

— А ты уверена, что нам надо именно туда? — услышала вдруг Лика, где-то позади себя его неуверенный голос и остановилась.

— А ты нет?

— Не знаю…

— Вот и иди, куда тебя ведут знающие люди, — луч света метнулся в его сторону, полоснув по глазам.

Лорман зажмурился и отвернулся.

— В глаза, дура, не бей, слепишь.

— Ты слепым родился, кретин, — выдала она, но фонарик все же отвела в сторону. — Если я дура, то ты, вообще, полный идиот и непроходимый тупица, свалившийся мне на голову.

— Заткнись.

— Заладил, блин… — хихикнула вредина, развернулась и пошла дальше, осторожно, что бы ни споткнуться, ступая на шпалы. — Как будто и слов других в русском языке нету: «заткнись, да заткнись». Ах, да-а, — нежно промурлыкала она в темноте своим бархатным девичьим голоском. — Я же совсем забыла, что ты у нас немец. Только хенде хох и Гитлер капут. А все-таки здорово мы вас тогда лупанули, что вы до сих пор в себя прийти не можете, тормоза сплошные…

— О боже, — Лорман остановился и сжал голову руками, — за что я перед тобой так провинился, что ты наслал на меня эту стерву.

— На фиг ты ему сдался, — рассмеялась где то впереди Лика. — Что бы на бестолочь еще время тратить.

— Убью, дрянь, еще одно слово…

— Напугал ежа голой за…

Договорить она не успела, почувствовав, что что-то большое наваливается на нее сзади, сбивает с ног и придавливает всей своей массой к земле, вернее к шпалам. Падая, она выронила фонарик и больно ударилась подбородком о рельсу. Зубы клацнули, фонарик отлетел в сторону и погас, во рту, что-то хрустнуло, а из глаз, наверное, посыпались искры.

— А-а-а, — завизжала она. — Совсем крыша поехала. Ты мне все лицо разбил, урод.

— Не ори, — Лорман попытался ее перекричать, но все было бесполезно. Тогда он нащупал в темноте ее рот и попытался его заклеить своей ладонью, что бы хоть на несколько децибел ослабить вой сирены. Сирена замолкла, но в ту же секунду он почувствовал, как ее остренькие зубки резко впились ему в пальцы. Дикая боль пронзила суставы. Теперь уже заорал он:

— Пусти-и-и…больно же!

— А ты не размахивай, где попало, — Лика разжала свои зубки. — А то калекой отсюда выберешься, я тебе обещаю.

— Сука!

Лорман вовсе не собирался ее валить, просто нога, когда он всего лишь попытался ее догнать, ускорив шаг, на бегу попала в какую-то яму, и он со всего маху полетел прямо на нее, за что и был слегка искусан.

— Урод!

— Я не хотел, — парень, упершись здоровой рукой в шпалу, продолжая все еще дуть на кровоточащие пальцы, стал медленно подниматься.

— Чего не хотел? — почувствовав, что тяжесть свалилась с ее тела, Лика тут же перевернулась на спину и принялась в темноте размахивать руками, несколько раз, даже на что-то натыкаясь. — Ты чего это здесь вытворяешь, — визжала она. — Сила есть, ума не надо, да? Хотел изнасиловать, да?!! Только еще раз приблизься, я за себя не отвечаю.

Получив в темноте по носу и в челюсть, несчастный потомок некогда побежденных оккупантов, добравшихся до Москвы и не очень благополучно сваливших обратно, все же ухитрился подняться на ноги, и тут же отскочил в сторону, чтобы не получить еще.

— Споткнулся я, — пробурчал он, — не неси чушь, еще кусается. Нужна ты мне, коза драная, насиловать тебя, поищи себе другого козла!

Сказал и напрягся, приготовившись к получению очередной очереди «лестных» определений и местоимений в свой адрес, особенно за «драную козу», слетевшую с языка. Однако, на свое удивление, ответной очереди не последовало. Тишина и темнота завладели пространством. Он постоял еще немного, прислушиваясь, но все было напрасно. Девчонка молчала.

— Эй, — подал он голос, — ты где? — и снова прислушался. И снова тишина… Тогда он выставил вперед руки и сделал неуверенно один шаг вперед. — Где ты?