Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Герман і Кнут павінны былі ўзяцца за лячэнне, а астатнім хапала клопатаў з жыхарамі вёскі, якія стараліся трапіць у хаціну. Калі мы прыйшлі з вострым нажом і папрасілі згатаваць ваду, маці хлопчыка ледзь не самлела. Кнут і Герман пагалілі валасы на галаве хлопчыка і разрэзалі нарыў. Гной пырснуў траха не пад столь, і некалькі ўсхваляваных палінезійцаў уварваліся ў хаціну; іх прыйшлося выгнаць. Тут было не да жартаў. Пасля таго як рана была ачышчана і прадэзінфіцыравана, на галаву хлопчыка налажылі павязку, і мы пачалі лячэнне пеніцылінам. На працягу двух сутак малому давалі пеніцылін праз кожныя чатыры гадзіны; тэмпература трымалася вельмі высокая, і ўвесь час ішоў гной. I кожны вечар мы бралі кансультацыю ў доктара з Лос-Анжаласа. Потым тэмпература ў хлопчыка адразу знізілася, гной змяніўся плазмай, і пачаўся працэс загойвання; хлопчык усміхаўся і прасіў паказаць яму кніжкі з малюнкамі незвычайнага свету белых людзей, у якім існавалі аўтамабілі, каровы і дамы ў некалькі паверхаў.

Праз тыдзень Хаумата гуляў на беразе з іншымі дзецьмі; спачатку на галаве ў яго была вялікая павязка, а потым яму дазволілі яе зняць.

Цяпер, калі ўсё закончылася шчасліва, у вёсцы выявілася безліч хворых. У кожнага балелі зубы або быў сапсаваны жывот, і ва ўсіх, у старых і ў маладых, былі скулы ў самых розных месцах. Мы адсылалі хворых да доктара Кнута і доктара Германа, якія назначалі дыэты і шчодра раздавалі мазі і пілюлі, што былі ў нашай аптэчцы. Некаторыя вылечыліся, горш ад нашых лекаў нікому не было, і калі аптэчка апусцела, мы гатавалі кашку з какавы і аўсянай мукі, якая вельмі памагала істэрычным жанчынам.

Мы пражылі сярод нашых карычневых паклоннікаў некалькі дзён, і свята ў гонар нас, дасягнуўшы свайго апагея, вылілася ў новую цырымонію. Мы павінны былі стаць ганаровымі грамадзянамі Рароіа і атрымаць палінезійскія імёны. Сам я не павінен больш заставацца Тэары Мацеата: так маглі мяне называць на Таіці, але не тут, сярод іх.

Пасярод плошчы для нас паставілі шэсць табурэтак, і ўся вёска сабралася раней часу, каб заняць лепшыя месцы вакол пас. Тэка з важным выглядам сядзеў разам з усімі; ён быў сапраўдным правадыром, але толькі не ў тых выпадках, калі справа ішла аб старадаўніх мясцовых цырымоніях. Тады на першы план выступаў Тупухое.

Усе сядзелі і чакалі моўчкі, з вельмі сур’ёзным выглядам, між тым як вялізны тоўсты Тупухое ўрачыста і павольна набліжаўся з моцнай сукаватай дубінай у руцэ. Ён быў увесь прасякнуты ўрачыстасцю гэтага моманту, і ўсе не зводзілі з яго вачэй, калі ён, у глыбокім задуменні, падышоў і заняў сваё месца перад намі. Ён быў ад прыроды сапраўдным правадыром, цудоўным прамоўцам і акцёрам.

Ён павярнуўся да галоўных спевакоў, барабаншчыкаў і кіраўнікоў танцаў, узмахам сваёй сукаватай дубінкі паказаў на кожнага з іх па чарзе і ціхім стрыманым голасам аддаў ім кароткія загады. Потым ён павярнуўся зноў да нас і раптам шырока вытрашчыў свае вялікія вочы; вялізныя бялкі блішчалі на яго разумным мядзяна-карычневым твары гэтак жа ярка, як і зубы. Ён падняў сваю сукаватую дубінку, і з яго вуснаў пасыпаліся словы, як гарох з мяшка; ён гаварыў абрадныя формулы даўно мінулых часоў на старадаўнім, забытым дыялекце, які разумелі толькі старыя.

Потым ён паведаміў нам, карыстаючыся паслугамі Тэкі як перакладчыка, што імя першага караля, які атабарыўся на іх востраве, было Цікароа і што ён царстваваў над гэтым жа атолам з поўначы да поўдня, з усходу да захаду і ўгору да неба, якое распасціраецца над галовамі людзей. I пакуль хор выконваў старадаўнюю баладу пра караля Цікароа, Тупухое паклаў сваю вялікую руку мне на грудзі і, паварочваючы мяне да гледачоў, абвясціў, што дае мне імя Вароа Цікароа, гэта значыць Дух Цікароа.

Калі спевы заціхлі, настала чарга Германа і Бенгта.

Вялікая карычневая рука дакранулася па чарзе да іх грудзей, і яны атрымалі імёны Тупухое-Іцетахуа і Топакіна. Так звалі двух старажытных герояў, якія распачалі бой з марскім страшыдлам і забілі яго ля праходу ў рыфе Рароіа.

Барабаншчык некалькі разоў энергічна ўдарыў у барабан, і два здаравенныя мужчыны з павязкай вакол сцёгнаў і з доўгім кап’ём у кожнай руцэ выскачылі наперад. Высока падымаючы калені да самых грудзей, трымаючы коп’і вастрыём угору, паварочваючы галаву з боку ў бок, яны пачалі шпарка маршыраваць, адбіваючы нагамі такт. Калі зноў пачуўся грукат барабана, яны высока падскочылі і, строга захоўваючы рытм, пачалі паказваць легендарны бой па ўсіх правілах балетнага мастацтва. Уся інтэрмедыя была кароткая і імклівая і паказвала бой герояў з марскім страшыдлам. Потым пад спевы і з усімі цырымоніямі было дадзена імя Тарстэйну; яго назвалі

Мароаке — па імені старажытнага караля гэтай вёскі, а Эрык і Кнуг атрымалі імёны Тане-Матарау і Тэфаунуі ў гонар двух мараплаўцаў і марскіх герояў старажытнасці. Доўгая манатонная прамова, якой суправаджалася прысваенне ім імёнаў, гаварылася з надзвычайнай хуткасцю; няспынны паток слоў быў разлічаны адначасова на тое, каб зрабіць уражанне і пацешыць.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии