Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Мае словы развесялілі і задаволілі палінезійцаў; яны ківалі галавой, з ухвалой мармыталі штосьці, і гэта яскрава сведчыла, што маё тлумачэнне ім да спадобы. Цікі калісьці жыў, гэта было галоўнае. Калі ён цяпер знаходзіцца ў пекле, дык, больш чым каму, непрыемна ад гэтага яму самому; Тупухое выказаў нават думку, што ў такім выпадку, бадай, ёсць больш надзеі сустрэцца з ім зноў.

Тры старыя дзяды праціснуліся наперад і пажадалі паціснуць нам рукі. Можна было не сумнявацца, што гэта яны захоўвалі ў народзе ўспаміны аб Цікі. Правадыр сказаў нам, што адзін з дзядоў ведае безліч паданняў і гістарычных балад з часоў далёкіх продкаў. Я запытаўся ў старога, ці няма ў паданнях якіх-небудзь намёкаў на тое, з якога боку прыйшоў Цікі. Не, ніводзін з дзядоў не мог успомніць, каб яму даводзілася чуць пра гэта. Але, доўга і старанна падумаўшы, самы стары з трох сказаў, што Цікі суправаджаў блізкі родзіч, па імені Мауі, а ў баладзе пра Мауі гаварылася, што ён прыйшоў на астравы з Пура, а слова «пура» азначае тую частку неба, дзе ўсходзіць сонца. Калі Мауі прыйшоў з Пура, сказаў стары, то, вядома, і Цікі прыйшоў з таго ж месца, а мы ўшасцёх таксама прыплылі на пае-пае з Пура, гэта зусім відавочна.

Я расказаў старым, што на невялікім адзінокім востраве, які называецца Мангарэва і які размешчаны бліжэй да вострава Пасхі, жыхары ніколі не ведалі лодак і аж да нашых дзён заўсёды плавалі па акіяне на вялікіх пае-пае. Аб гэтым дзяды не чулі, але яны ведалі, што іх продкі таксама карысталіся вялікімі пае-пае, якія паступова выйшлі з ужытку і аб якіх цяпер ведаюць толькі па назве і па паданнях. У далёкія старажытныя часы, дадаў самы стары з дзядоў, яны называліся «ронга-ронга», але цяпер гэтага слова ў мове больш не існуе. Аднак назва «ронга-ронга» ўпамінаецца ў самых старадаўніх легендах.

Гэтая назва зацікавіла мяне, таму што Ронга — на некаторых астравах вымаўляюць Лона — было імя аднаго з найбольш славутых легендарных продкаў палінезійцаў. У расказах пра яго падкрэслівалася, што ён меў белую скуру і светлыя валасы. Калі капітан Кук упершыню наведаў Гавайскія астравы, жыхары сустрэлі яго з распасцёртымі абдымкамі, бо яны палічылі, што гэта іхні белы суродзіч Ронга, які адсутнічаў шмат пакаленняў, а цяпер вярнуўся з радзімы іх продкаў на гэтым вялікім парусным судне. А на востраве Пасхі словам «ронга-ронга» называлі загадкавыя іерогліфы, таямніца якіх была пахавана разам з апошнім «даўгавухім», які ўмеў пісаць!

Між тым як старыя хацелі пагаварыць пра Цікі і ронга-ронга, маладым не цярпелася паслухаць пра кітовую акулу і падарожжа па акіяне. Але пачастунак быў ужо гатовы, а Тэка стаміўся перакладаць з адной мовы на другую.

Цяпер усім жыхарам вёскі было дазволена падысці і паціснуць руку кожнаму з нас. Мужчыны мармыталі «іа-ора-на» і траха не вывіхвалі нам руку, дзяўчаты стараліся праціснуцца наперад і віталіся з намі какетліва і сарамліва, а старыя бабулі лепяталі і хіхікалі, паказваючы на нашы бароды і белую скуру. Усе твары ззялі сяброўскай прыхільнасцю, так што розныя лінгвістычныя непаразуменні не мелі ніякага значэння. Калі астраўляне гаварылі нам што-небудзь зусім незразумелае па-палінезійску, мы адказвалі ім тым жа па-нарвержску, і ўсе вельмі весяліліся. Першае палінезійскае слова, якое мы вывучылі, было «падабаецца»; калі да таго ж можна было паказаць на тое, што нам падабалася, і разлічваць адразу ж атрымаць яго, дык усё было вельмі проста. Калі ж пры слове «падабаецца» моршчыўся нос, то гэта азначала «не падабаецца», і на гэтай аснове мы маглі зусім добра гаварыць між сабой.

Як толькі мы перазнаёміліся з усімі 127 жыхарамі вёскі, быў пастаўлены доўгі стол для абодвух правадыроў і нас, шасцёх, і вясковыя дзяўчаты пачалі прыносіць самыя далікатныя і смачныя стравы. Пакуль адны расстаўлялі ўсё на стале, падышлі другія і павесілі вянкі з кветак нам на шыю, а крыху меншыя вянкі надзелі нам на галаву. Кветкі мелі цудоўны, тонкі пах, а іх халаднаваты дотык у спёку быў вельмі прыемны. Так пачалося свята ў гонар нас, якое працягвалася некалькі тыдняў, пакуль мы не пакінулі востраў. Вочы ў нас шырока расплюшчыліся і рот напоўніўся слінай, калі мы ўбачылі сталы, застаўленыя смажанымі малочнымі парасятамі, куранятамі, смажанымі качкамі, свежымі амарамі, палінезійскімі рыбнымі стравамі, пладамі хлебнага і дыннага дрэва, малаком какосавых арэхаў. I ў той час як мы накінуліся на яду, натоўп весяліў нас палінезійскімі песнямі, а маладыя дзяўчаты танцавалі вакол стала. Мае таварышы смяяліся і былі ў поўным захапленні; выгляд мы мелі самы недарэчны, калі сядзелі за сталом з бародамі, якія развяваліся пад павевамі ветру, і з вянкамі з кветак на галаве, аплятаючы за абедзве шчакі, нібы перад гэтым толькі што паміралі з голаду. Абодва правадыры, як і мы, не хавалі свайго задавальнення.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии