Падение Хана

— С сегодняшнего дня ты займешься прислугой и чистотой в этом доме. Стройка продолжится уже завтра. В понедельник найдешь повара, садовника и дворецкого. Насчет НЕЕ.

Меня. Если я правильно поняла. Он подчеркнул "НЕЕ" с настойчивостью и нажимом, и это заставило краску прилить к моим щекам.

— Она под круглосуточным присмотром. Не в тюрьме, но и не на самовыгуле. Ты отвечаешь за ее безопасность. Хоть один волосок упадет с ее головы, и я пинцетом ощипаю тебя, как курицу. Все докладывать мне лично. У тебя будет сотовый для экстренной связи. Ты все поняла? Не слышу.

— Да.

— Вот и прекрасно, и запомни — у тебя здесь нет поблажек и привилегий. Ты — черная рабсила. Если мне что-то не понравится — спрошу с тебя. Треснет крыша — спрошу с тебя, упадет тарелка — с тебя, ОНА кашлянет — ты будешь отвечать.

— Я обо всем позабочусь. Об отце заботилась и здесь смогу.

— Я очень на это надеюсь. Не хотелось бы вернуть тебя в заповедник. Забота заботе рознь…ты будешь заботиться о ней так, как заботилась бы о самой себе. Потому что твоя жизнь зависит напрямую от ее самочувствия.

Отшатнулась от двери, когда его голос приблизился и послышались шаги по коридору. Дверь распахнулась, и я увидела его на пороге вместе с женщиной лет пятидесяти. Невысокая, полная с выразительным лицом и очень живыми раскосыми глазами, она смотрела на меня с нескрываемым любопытством и каким-то неприятным восторгом. Нет, это не восторг мной, а нечто самодовольно радостное и непонятное мне.

— Обалдеть…она же…

— Свои выводы держим при себе. Они никому не интересны.

— Вылитая.

— Тебя не спрашивали. Ты здесь не для оценок. Это Цэцэг, — сказал он, глядя на меня, — она — моя тетка и с сегодняшнего дня будет заниматься порядком в этом доме. Ты можешь обратиться к ней по любому вопросу. У нее есть связь со мной.

Он странно выглядел сегодня. Более опрятно. Как-то иначе. Впервые не во всем черном и впервые без этих пасм, свисающих ему на лицо. Таким он нравился мне намного больше…даже показался симпатичным. Особенно его темные глаза с острым жалящим взглядом и четкий изгиб губ.

— Я поняла.

Ответила тихо и посмотрела на женщину. Несмотря на ее широкую улыбку и благосклонность во взгляде, она мне не понравилась. На каком-то ментальном уровне, когда не можешь сам себе объяснить, почему человек не вызывает симпатии. И ощущение, что без нее в этом доме могло быть намного лучше.

— Как тебя зовут? — вопросы она задавала надменно, и я пришла к выводу, что тетка в опале, и ее сослали сюда в виде наказания.

— Дина.

Когда я сказала свое имя, Хан поморщился, как от зубной боли. Ему оно не нравится. Почему-то это понимание причинило мне боль. Точнее, кольнуло, как острой иголкой где-то в области сердца.

— Дина…, - повторила Цэцэг, вздернув одну бровь. С таким же успехом она могла бы назвать меня тараканом. ЕЕ выражение лица было соответствующим, но она постаралась улыбнуться и склонить голову к полному плечу.

— Что пожелает сегодня на ужин гостья?

— Она не гостья, — одернул Хан, — она — моя вещь. Она просто здесь находится, а ты должна за этой вещью ухаживать. Ценная вещь. За сохранность которой ты отвечаешь головой.

Я выпрямила спину и закусила щеку чуть ли не до крови. Ничего более обидного он не мог сказать обо мне. Оскорбить больше, чем оскорбил. Сказал прямым текстом, что я даже не гость. А предмет.

— Разве вещи ужинают?

Ядовито переспросила я и посмотрела прямо ему в глаза.

— Вы бы еще сказали — не забывать протирать пыль.

Криво усмехнулся.

— И, да, не забывай напомнить моей вещи, чтобы она вечером принимала ванну, добавляя лавандовое масло в воду.

— Все еще любишь этот запах? — ехидно спросила Цэцэг.

— Я всегда его любил. Так пахла моя мать…Ужинать она будет со мной. Я хочу, чтобы ее одели во все голубое, и чтобы к семи вечера она была готова уехать со мной из дома.

Уехать с ним? Я действительно выйду из этого склепа? Он не пошутил? Эта мысль так меня обрадовала, что даже послевкусие и осадок от того, что меня назвали вещью, испарились. Пусть считает кем хочет…это лично для меня ничего теперь не изменит. Я твердо намерена остаться в живых и твердо намерена вырваться из этого плена с наименьшими потерями для дорогих мне людей.

***

— Женщина — это шея, а мужчина — голова. Без шеи голова никогда и никуда не повернется.

Цэцэг расчесывала мои волосы перед зеркалом, и ее тонкие черные брови то приподнимались, то опускались. Иногда она больно дергала мои локоны, но я терпела и даже не ойкала.

— Ты можешь держать этого мужчину за яйца. Мы, женщины, созданы для того, чтобы крутить ими, как мы хотим. Он назвал тебя вещью.

— Так и есть… для него я — вещь, и он купил меня у моих родителей.

— Хан любит получать то, что хочет…он уже взял твою девственность?

— Нет.

Удивленно выпрямилась и посмотрела на меня.

— Что значит нет?

— Не взял… я была не готова.