Падение Рыжего Орка

— Это не я серьезно, а Уголовный Кодекс у нас серьезный. Да не переживай так, душа моя… — Глеб приобнял жену за плечи. — Разрулю — я же у тебя умный и опытный. Моей внучке не нужен отец-уголовник. А, кстати! У нас же повод есть! Что мы все про Тихого да про Тихого? Юль, налей нам. Отметить надо. Праздник же! Правда, некоторые его чуть не испортили.

— Хорошо, — с легким вздохом встала Юлия. — Что будем? Коньяк? Или шампанское откроем?

— Давай коньяк.

— Мы за рулем, — синхронно выдохнули брат и сестра Самойловы.

— Ну, как обычно, — усмехнулся Глеб Николаевич. — Взрослым — коньяк. Детям — сок. С трубочкой.

— Нет у нас с трубочкой, — улыбнулась Юлия. — Скоро, наверное, будем держать дома, а пока нет. Только в большой емкости.

— Ну, в кружки им налей. Поди справятся — они же у нас, типа, большие и уже взрослые.

Действие двенадцатое. Несмотря на то, что теоретики жанра советуют всячески избегать длинных монологов, здесь герои все же попробуют удержать внимание публики во время своих рассказов.

Из авторской суфлерской будки, зевая: «И кофе вы в Буфете тоже зря не пили»

Голоса.

Хохот Нинки.

Рев тренера.

Визг матери Ваньки Тобольцева.

Скучный голос инспектора по делам несовершеннолетних.

Плач мамы.

И голос отца. Глухой, но четко выговаривающий слова. Так, что при всем желании не понять его невозможно.

Голоса. То, как настоящие и наяву, то искаженные, будто из металлической бочки.

И картины. И запахи.

Присыпанный мукой стол и мамины руки — тоже белые. Пироги с капустой. С грибами. Самые вкусные — с вишней. И медово-ореховые пряники на Рождество.

Спортзал, полный запахов пота и пыли. Маты — спортивные и тренера. Раздевалка. «Тихон, не хочешь немного развлечься покруче? Не засс*шь?». Кто же не хочет? Тем более, тренер предлагает. Тем более Тин сам давно хотел доказать всем. И другие пацаны из секции согласились.

Темнота и тишина. Адреналин покалывает в кончиках пальцев и затылке. И вдруг все раскалывается — ярким голубым мигающим светом, звуком сирены.

Он не успел ничего сделать. И все равно — опоздал.

Лицо отца белое. Слова его: «Так будет лучше». И уже беззвучно, губами одними: «Наверное».

Тихон тогда не заплакал. Нос задрал и отвернулся. А в увозящей его машине слезы потекли. Сами собой.

Так будет лучше. Конечно. С глаз долой неугодного сына. Чтобы не позорил перед общиной. Убрать подальше. Так будет лучше, точно. Для отца.

Его голос, четко выговаривающий слова.

Так будет лучше.

И другой голос, откуда-то совсем из другого места.

— Сколько пальцев?

Какие, на хрен, пальцы?!

Звонок в дверь спустя полчаса после того, как Варя пришла домой, поставил ее в тупик. Поначалу. Но пока вытирала руки и шла к двери — непостижимо догадалась. Так и есть. Мама.

— Давно не виделись, — попыталась пошутить Варя, отвечая на материнский поцелуй.

— Давно, — серьезно кивнула Юлия Юрьевна. — Ты успела поужинать после работы?

— Угу, — кивнула Варвара, скрестив пальцы за спиной. Еда у нее ассоциировалась с Тихим. А потому есть не хотелось. Совсем.

— Тогда пойдем чай пить, — решительно кивнула Юлия Юрьевна. Достала из маленькой черной замшевой сумочки то, что в таких элегантных сумочках, как правило, не носят. Да что там — оно и поместиться в этой сумочке по всем законам физики не могло. Но поместилось.

— А это к чаю.

— Отличный выбор… — немного растерянно кивнула Варя, беря в руки бутылку «Курвуазье». — К чаю — самое то.

А под чай с «Курвуазье» Варя все рассказала маме. Про Тихона — без купюр. И про Юрия заодно — тоже без купюр. Та история сидела в ней занозой, спрятанная, скрытая от родителей — помнится, они очень удивлялись ее разрыву со Щербаковым — ведь он был представлен в качестве практически жениха. А потом вдруг без объяснений: был Юрий — и нет Юрия. И все тут. Родители тогда не полезли с расспросами — было на носу окончание мед. академии, да и мудрости хватило. А потом Варя в темпе вальса свалила из отчего дома на вольные, самостоятельные хлеба.

Рассказ вышел долгий. Заплакала Варя только в самом конце, но как-то без надрыва уже, тихо, обреченно.

— Что мне теперь делать, мам? — Варя поерзала щекой на материнском плече.

— Жить, хорошая моя, — мамина ладонь легко прошлась по спине. — Жить и радоваться тому, что у тебя есть. А у тебя много что есть.

— Да. У меня есть вы с папой. И Коля. И Люба. И Леночка.

— И не только, — Юлия Юрьевна обняла дочь за плечи. — У тебя еще есть ум, красота, прекрасное образование и работа. Слушай, Варенька, может быть, тебе съездить в отпуск сейчас? На море?

— Какое море, мам, в феврале месяце?

— Какое-какое… — пожала плечами мать. — Будто ты не знаешь. В Индии. В Таиланде. Тебе надо переключиться. Мы с отцом купим тебе путевку, не переживай.

Ездил с Росей в Таиланд. Волкинг — стрит, пип-шоу, все дела…