Нормально ему. Ну-ну. За время работы в травматологическом отделении Глеб Николаевич повидал самых разных людей. И сразу понял, к какому типу относится гражданин Тихий. Из тех, кому скажи после того, как от наркоза очнулся, что ему ногу до трусов оттяпали, а он кивнет и скажет: «Понятно». Самойлов был уже в курсе, что Тихий наутро после операции отказался справлять малую нужду в «утку», и по стенке — но дополз до туалета. И что от положенных послеоперационных уколов с обезболивающим тоже отказался. Непростой пациент. Со всех точек зрения проблемный.
— Ну, а раз нормально, давайте поговорим. Двадцатого вечером вас доставили в отделение в состоянии острой ишемии, — Глеб Николаевич ненадолго замолчал, подбирая формулировку, а Тихий этой паузой воспользовался.
— Верю вам на слово, доктор, потому что сам обстоятельств своего появления здесь не помню. Медсестра в реанимации сказала, что вы меня практически с того света достали. Я обязательно вас отблагодарю…
Самойлов нетерпеливо махнул рукой. Такие слова он слышал много раз. Нет, они не потеряли для него своей ценности — слова обычной человеческой благодарности. Но здесь ведь совершенно иной случай. И дети замешаны. Оба.
— Я хотел поговорить с вами, Тихон Аристархович, о причине острого состоянии, в котором вас доставили в больницу.
Если Тихого и задело то, что к его словам благодарности отнеслись не слишком внимательно, то вида он не подал. Вместо этого кивнул только — в знак того, что слушает.
— И какова же эта причина?
Вот как. Про удар Николая — ни слова. Глеб Николаевич никак не мог разгадать мотивы человека, сидящего напротив. И это раздражало, но пока умеренно.
— Причину я вам сейчас продемонстрирую, — Самойлов неспешно полез в карман, не прекращая говорить. — Это то, что находилось в вашем теле, в мягких тканях плеча, в подключичной области. От падения оно сместилось и передавило артерию. Отсюда — потеря сознания и все остальное. Вот оно.
Тихий сначала просто смотрел на предмет в руках врача. Потом медленно протянул руку — правую. И долго рассматривал пакетик уже у себя на ладони.
— Это пуля, — на всякий случай уведомил Глеб Николаевич. Хотя был уверен, что его собеседник знает, что это.
Тихий в ответ только угукнул — практически безразлично, продолжая разглядывать пулю. И терпение у заведующего кончилось. Надоела ему эта шахматная партия пополам с игрой в молчанку. Время еще не хватало тратить на это.
— Согласно закону, я обязан сообщить об огнестрельном ранении в правоохранительные органы.
Глеб Николаевич немного слукавил. Сейчас речь шла не о ранении. А о пуле, застрявшей в мягких тканях неизвестно сколько лет назад. Но сути дела это не меняло. Ему нужно знать правду.
Тихий положил пакет с пулей на тумбочку, рядом с телефоном. И молча уставился на врача — никак не комментируя последние его слова.
— Не желаете мне рассказать, каким образом пуля оказалась в вашем плече? — обманчиво спокойно спросил Самойлов.
— Зачем вам это, доктор? — так же обманчиво тихо ответил его собеседник. — Многия знания — многия печали. Скажите — сколько? Сколько нужно заплатить, чтобы вы забыли о том, что вытащили из моего плеча?
Глеб Николаевич покачал головой. Непрошибаемый совсем. Умный, уверенный в себе, просчитывающий, думающий, что все знает и все может купить. Вообще, парням с такими габаритами и таким взглядом на жизнь мозги обычно полагались в секвестированном объеме. Этому же явно по какому-то капризу природы мозгов досталось пропорционально весу. То есть, до хрена. Это явно по глазам читалось.
— Боюсь, Тихий, так мы с вами ни до чего хорошего не договоримся, — тон заведующего заметно похолодел, стал жестче. — У меня в этом деле свой интерес, который денежными знаками не выражается. Так что монетами звенеть не трудитесь.
— Извините, не хотел вас обидеть, доктор, — неожиданно пошел на попятный Тихий. — А что у вас за интерес в этой дурацкой пуле? Не стоит она того. Поверьте, ничего интересного.
— Интерес мой таков, — Самойлов откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Что позавчера в мое отделение вас доставили собственноручно мои собственные дети — Николай и Варвара Самойловы. Они, конечно, с детства норовили то голубя со сломанным крылом домой притащить, то котенка бездомного. Но чтобы целого человека, да еще в предкаматозном состоянии — это прямо в первый раз такое.
Тин не сразу осознал услышанное. Потом растерянно перевел взгляд с лица заведующего — который Тихону кого-то смутно напоминал, но он все никак не мог сообразить, кого, потому что голова до сих пор соображала не очень хорошо — на его грудь. Прищурился. Прочитал, шевеля губами, то, что написано на бейдже. И выдохнул потрясенно:
— Господи…
— Иногда меня называют и так, — невозмутимо кивнул Самойлов. — Но я предпочитаю, когда меня называют по имени-отчеству.
Варин отец. Этот суровый здоровенный заведующий травматологическим отделением — Варин отец. Хирург, который его оперировал. Врач, который спас ему жизнь. И это — Варин отец. Господи…