Падение с небес

В этом месте ширина реки достигала пяти сотен ярдов, и к концу сухого сезона русло почти опустело. Между белоснежными песчаными отмелями еще оставались довольно глубокие ямы, наполненные зеленоватой водой и соединенные между собой мелкими, глубиной всего только несколько дюймов, медленными ручейками теплой и чистой воды. Пока пятеро детенышей в болезненной нерешимости наблюдали за матерью с берега, львица перенесла ренегата через неглубокие места, измочив его волочащуюся задницу, так что он негодующе зашипел и заворочался всем телом, поднялась на противоположный берег и, найдя заросли белой ольхи погуще, оставила его там.

Она повернулась, чтобы отправиться за следующим, но львенок в паническом страхе бросился за ней. Пришлось остановиться и, сердито рыча, надавать ему по ушам, пока тот не завизжал, повалившись спиной на землю. Тогда она снова схватила его за шкирку и отнесла обратно в заросли. Львица двинулась было через реку, а тот опять вдруг оказался рядом, ковыляя за матерью. На этот раз она укусила его по-настоящему больно и снова оттащила обратно в чащу. И укусила еще раз за ляжку. Подавленный и смиренный настолько, что не нашел в себе смелости снова идти за матерью, детеныш съежился, улегся под кустом на землю и от страха принялся тихонько и безутешно мяукать.

Прежде Марион ни разу не уходила одна так далеко от своего жилища, но слишком чудесное выдалось утро – ясное и теплое, тихое и безветренное. Пребывая в состоянии блаженства, что не часто случалось с ней, она как зачарованная уходила все дальше.

Марион знала, что главное – держаться поближе к реке, и тогда не заблудишься, тем более что Марк учил ее: в африканском буше ходить безопаснее, чем по улицам большого города, надо только следовать нескольким простым правилам.

Несколько минут Марион постояла там, где река разделяется на два рукава, полюбовалась парой скоп, сидящих в своем лохматом гнезде, которое они устроили в развилке высокого свинцового дерева. Белые головы птиц над красновато-коричневым оперением светились на солнце, как маячки, и ей даже показалось, что она слышит писк птенцов в гнезде, свитом скопами из сухой травы.

Эти звуки с новой силой напомнили ей о том, что и в ее организме теплится еще одна жизнь, и она, засмеявшись, пошла дальше по берегу Красной Бубези.

Вдруг совсем близко, в подлеске, послышался шум и треск сучьев: какой-то крупный зверь спасался бегством сквозь заросли, звонко стуча копытами о каменистую почву. Она замерла на месте, и по спине пробежал холодок страха, но совсем скоро снова стало тихо; она успокоилась и осмелела. Переведя дух, опять засмеялась и пошла дальше.

В теплом неподвижном воздухе откуда-то потянуло сладковатым запахом, будто там цвели розы; Марион пошла на этот запах. Дважды она сбивалась с пути, но в конце концов вышла к сухому дереву, с которого свисало вьющееся растение с темно-зелеными блестящими листьями и густыми гроздьями бледно-желтых, как сливочное масло, цветов. Этого растения она еще не встречала, как и порхающих стайками вокруг цветов птичек-нектарниц. Крохотные и шустрые, с ярким и блестящим, отливающим металлом оперением, они походили на американских колибри; птички то и дело запускали в чашечки цветов свои длинные и тонкие изогнутые клювики. В солнечных лучах их окраска выглядела невероятно красивой, с изумрудно-зелеными, синими, как сапфиры, черными, как влажный уголь, и кроваво-красными перышками. Просовывая клювы в раскрытые цветочные зевы, они вытягивали трубчатые язычки и по капле высасывали оттуда густой и ароматный нектар.

Наблюдая за ними, Марион ощущала такой глубокий, пронизывающий все ее существо восторг, что прошло немало времени, прежде чем она двинулась дальше.

Пройдя еще немного, она нашла первую семейку грибов и, встав на колени, стала срывать их. Обламывая ножки у самой земли, Марион подносила к носу мясистые зонтики, с наслаждением вдыхала их густой изысканный аромат и только потом аккуратно укладывала грибы в корзинку шляпками вверх, чтобы песок или грязь не попали на тонкие и нежные пластинки под шляпкой. Только на этом месте Марион собрала двадцать с лишним грибов, но этого не хватало, ведь она знала, что при готовке они значительно уменьшаются в объеме.

Она пошла дальше, стараясь не удаляться от обрывистого речного берега.

Вдруг совсем близко раздалось шипение, и сердце ее снова сжалось. Сначала она подумала, что это змея из той породы гадюк с желтыми и коричневыми пятнами на толстом теле и с плоской чешуйчатой головой, которые шипят так громко, что их прозвали «пыхтящими гадюками».

Она попятилась, внимательно вглядываясь в заросли ольхового подлеска, откуда слышался этот звук. Там кто-то шевелился, но прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, кто это.

В пятнистой тени густых зарослей, прижавшись всем телом к земле, лежал львенок, и детские пятна на его шкурке прекрасно сливались с покрытой сухими листьями и перегноем почвой.