Падение с небес

– Здесь вот она повернула, – сообщил он, сидя на корточках над примятой глиной. След был большой, размером с блюдечко, а рядом виднелось множество более мелких отпечатков лап ее детенышей. – Думаю, она возвращается в сторону Усуту, – он кивнул на след и тронул его тонким стеблем тростника – волшебной палочкой следопыта. – Она повела было выводок обратно, но, похоже, передумала. Повернула на юг и, скорей всего, прошла совсем близко от нашей прошлой стоянки. Решила остаться в долине. Считает это место теперь своим и не хочет его покидать.

– Да, – угрюмо кивнул Марк. – Больше она долину не покинет. Идем за ней, Пунгуш.

Львица двигалась медленно, не торопясь, и с каждым часом след становился все более свежим. Они нашли место, где она безуспешно охотилась. Пунгуш указал, где она подкрадывалась, потом показал глубокие отметины когтей, вырвавших землю, когда она прыгнула, чтобы вцепиться в спину взрослой зебры. В двадцати шагах впереди она тяжело упала на землю – ее сбросил резкий рывок обезумевшего от страха жеребца. Пунгуш сообщил, что сначала она ударила в плечо, и зебра спаслась бегством, но на спине у нее остались длинные и глубокие порезы – следы когтей львицы, откуда на землю пролилась кровь. Львица захромала прочь и улеглась под деревом терновника. Лежала довольно долго, потом встала и направилась туда, где оставила выводок. Вероятно, при падении повредила мышцу и сухожилие.

– Когда мы ее догоним? – спросил Марк с каменным лицом мстителя.

– Скорей всего, еще до заката.

Но на скалистом гребне они потеряли целых два часа: Пунгушу пришлось широко прочесывать местность, используя все свое искусство, чтобы снова найти след; и он нашел его там, где львица сделала резкую петлю и повернула на запад, в сторону нагорья.

На ночь Пунгуш с Марком остановились рядом со следом, разожгли совсем маленький костерок, чтобы не было очень холодно, и улеглись прямо на землю.

Марк не спал. Он молча лежал и смотрел, как над верхушками деревьев поднимается убывающая луна. И только когда Пунгуш негромко заговорил, он понял, что тому тоже не спится.

– Детеныши еще сосут молоко, – сказал зулус. – Долго же им придется умирать.

– Не долго, – ответил Марк. – Я их тоже перестреляю.

Пунгуш встрепенулся; поднявшись на локте, он понюхал табачку и уставился на красные уголья костра.

– Она попробовала человечьей крови, – сказал Марк после долгого молчания.

Даже в состоянии горя и злости он почувствовал, что Пунгуш не одобряет его намерение, и ему захотелось оправдаться.

– Она не вкусила человечьего мяса, – подал голос Пунгуш.

Марк вспомнил обезображенное тело жены и почувствовал, как снова растет его ярость, приправленная горечью утраты. Но Пунгуш был прав: львица не сожрала ни кусочка изорванного в клочья человечьего тела.

– Послушай, Пунгуш, она была моей женой.

– Да, – кивнул Пунгуш. – Это так. Но там был ее детеныш.

Марк подумал над этими словами, и впервые его охватило сомнение: действительно, насколько он прав в своих намерениях? Львица действовала, повинуясь древнейшему жизненному инстинкту она защищала своего детеныша… а каковы его мотивы?

– Я должен убить ее, Пунгуш, – решительно проговорил он. А у самого внутри зашевелилось нечто скользкое и непотребное; такое с ним происходило впервые, и он попытался убедить себя, что это ему только кажется.

Марион мертва. Ласковая и верная, послушная и преданная долгу Марион, она была воплощением идеальной жены, какую только может пожелать мужчина. Она погибла невыразимо ужасной смертью – и теперь Марк остался один и… но не слишком ли легко и быстро пришло ему в голову слово «свободен»?

Неожиданно перед внутренним взором Марка предстала картина: стройная темноволосая красавица и крепкий голенький мальчуган, в лучах закатного солнца гуляющие у кромки морского прибоя.

Липкое чувство вины шевельнулось у него в груди, развернулось и принялось извиваться, как змея, которую он не в силах был раздавить.

– Она должна умереть, – повторил Марк; наверно, он надеялся, что с этим актом очищения чувство вины умрет.

– Хорошо, – согласился Пунгуш. – Мы настигнем ее завтра еще до полудня.

Он снова лег и натянул накидку на голову; теперь голос его звучал приглушенно, а слова – почти неразборчиво:

– Поспешим навстречу великому запустению.

Львицу они обнаружили рано утром. До нагорья было уже совсем близко, но детенышей совсем разморило, они ослабели от жары и едва тащились за ней. Тогда она нашла акацию с раскидистой кроной, густой и плоской, как зонтик, и разлеглась в тенечке на боку, выставив мягкий живот, покрытый пушистой шерстью молочного цвета, с двойным рядом плоских черных сосков.

Почти все детеныши уже насытились, только двое самых жадных, несмотря на раздутые животы, упорно продолжали сосать, через силу глотая молоко.