Падение с небес

Неутомимый охотник за чужими хвостами все свое внимание сейчас сосредоточил на длинном, как плетка, хвосте мамаши с черной кисточкой на конце, отважно бросаясь на нее, а она всякий раз мгновенно выдергивала кисточку прямо из-под носа малыша. Еще трое отчаянно боролись со сном бурными выбросами неуемной и ни на что не направленной энергии, но животы были так туго набиты, а веки так тянуло вниз, что они наконец не выдержали и беспорядочной пушистой кучей опустились на землю.

Марк лежал на животе, прячась с подветренной стороны за небольшим муравейником ярдах в ста двадцати от них. В течение часа он медленно подбирался как можно ближе к львице и ее детенышам. Дерево акации, под которым они отдыхали, росло на открытом месте, заросшем густой травой, и ему пришлось подкрадываться, плотно прижимаясь к земле, отталкиваясь локтями и держа винтовку за изгиб приклада.

– Мы можем подобраться ближе? – спросил Марк таким тихим шепотом, что он больше походил на простой выдох.

Короткая и жесткая желтая трава была достаточно высока, чтобы скрыть от них лежащую на боку дикую кошку.

– Джамела, я смог бы подобраться к ней так близко, чтобы дотронуться.

Зулус выделил слово «я», остальное и так было понятно.

Они лежали под палящим солнцем еще минут двадцать, пока наконец львица не подняла голову.

Возможно, инстинкт самосохранения предупредил ее о том, что где-то рядом затаились охотники. Голова ее стремительно, как это свойственно всем диким кошкам, выросла над травой, и львица сосредоточенно стала вглядываться в наветренную по отношению к ней сторону, откуда могла грозить наибольшая опасность.

Секунда шла за секундой, а она все всматривалась в даль широко раскрытыми, немигающими желтыми глазами. Почуяв ее тревогу, двое детенышей проснулись; еще совсем сонные, они сидели и ждали вместе с ней.

Марку казалось, что львица смотрит прямо на него, но он хорошо усвоил закон полной неподвижности. При первом же его движении, стоит только ему шевельнуть винтовкой, она с невероятной скоростью умчится прочь. Приходилось ждать; секунды тянулись медленно. Вдруг львица опустила голову и снова улеглась.

– Она встревожилась, – предупредил Пунгуш. – Ближе не подойти.

– Отсюда стрелять я не могу.

– Будем ждать, – сказал Пунгуш.

Теперь все детеныши спали. Львица тоже дремала, но все ее чувства оставались настороже, ноздри шевелились, проверяя на запах каждый порыв ветерка, пытаясь учуять любой знак опасности; большие круглые уши непрерывно двигались, реагируя на малейший звук, принесенный ветром: ветка ли шевельнулась, птичка пискнула или пробежало животное.

На Марка падали прямые лучи жаркого солнца, пот насквозь пропитал его рубашку. Муха цеце села ему прямо за ухом и вонзила жало в мягкую кожу, но он и не пошевелился, чтобы отогнать ее.

Прошел час, пока наконец Марк не получил шанс.

Львица вдруг встала в полный рост и принялась хлестать себя хвостом по бокам. Слишком тревожно ей стало дольше оставаться в тени акации. Львята тоже проснулись; они сидели еще совсем сонные и поглядывали на мать, озадаченно морща мордочки.

Львица стояла боком к тому месту, где лежал Марк. Она низко опустила голову и слегка приоткрыла пасть, тяжело дыша от жары. Марк находился от нее так близко, что видел темные точки мух на ее боку.

Она все еще оставалась в тени, но на фоне бледно-желтой травы ее было отлично видно. Условия для стрельбы выглядели идеальными: прицельная точка – локоть зверя, на ладонь назад – и пуля прошьет оба легких, а если на ладонь ниже – попадет точно в сердце.

В легкие – наверняка, в сердце – быстрая смерть. Марк решил стрелять в сердце, поднял винтовку и прижал приклад к плечу. С предохранителя он снял винтовку заранее и уже давно.

Марк выбрал свободный ход спускового крючка; дальше он идет туго, и если нажать посильнее, сработает спуск и винтовка выстрелит.

Пуля весит 230 гран[37], ее бронзовая оболочка снабжена свинцовым наконечником в виде шарика, который при ударе сплющится и разворотит львице грудную полость.

Негромким протяжным ворчанием львица созвала пошатывающихся спросонок детенышей, и они послушно сгрудились у ее ног.

Легкой кошачьей походкой она вышла из тени на солнце, при каждом шаге поворачивая голову то в одну сторону, то в другую; ее длинная спина слегка покачивалась, налитые молоком соски свисали, утяжеляя изящный абрис ее тела.

«Нет, – подумал Марк, – буду стрелять в легкие».

Он чуть-чуть приподнял ствол, остановившись как раз на четыре дюйма за локтевым суставом львицы. Когда она перешла на беспокойную рысь, он повел за ней стволом.

Детеныши в беспорядке ковыляли следом.

Марк держал ее на прицеле, пока львица не достигла зарослей буша, а потом она пропала, испарилась, исчезла, как облачко светлого дыма на ветру.

Глядя ей вслед, он опустил винтовку.

Пунгуш видел, что в нем что-то дрогнуло и сломалось. Вдребезги разлетелся холодный комок, где перемешались ненависть, чувство вины и ужас, и Марк отрывисто, сотрясаясь всем телом, заплакал, из глаз его ручьем потекли очистительные слезы.