– Все изменилось со времен войны Цезаря в Галлии, – сказал он Октавиану за обедом. – Он считал большой удачей, если имел две тысячи лошадей и отряд наемников-сигамбров против половины всех галлов. Не помню, чтобы он когда-нибудь вводил в бой больше кавалерии, чем в пропорции один всадник к трем или четырем вражеским.
– А ты ведешь себя так, словно у тебя тысячи и тысячи кавалеристов, Антоний, но их у тебя нет, – сказал Октавиан, разжевывая сухой хлебец. – Зато у противников туча конников, как доложил мне Агриппа. Что это? Подражание Цезарю?
– Я не могу найти фураж, – ответил Антоний, вытирая подбородок, – и потому считаю, что имеющегося достаточно. Как у Цезаря, сражаться будет пехота.
– Ты думаешь, они будут драться?
– Драться они не хотят, это факт. Но они от этого не отвертятся, потому что мы не уйдем, пока не вынудим их принять бой.
Внезапное прибытие Антония потрясло Брута и Кассия, почему-то решивших, что тот будет болтаться в Амфиполисе, пока не поймет, что во Фракии ему ничто не светит. Но он вдруг появился и, казалось, был готов к бою.
– Он его не получит, – сказал Кассий, хмуро глядя на соленые болота.
На следующий день он начал работы на южном фланге, намереваясь продлить свои фортификации до середины болот, чтобы лишить триумвиров малейшего шанса себя обойти. В то же время у главных ворот поперек Эгнатиевой дороги стали копать траншеи, возводить дополнительные стены и палисады. Сначала Кассий думал, что река Ганга, протекавшая прямо под ним, обеспечит достаточную защиту, но в эту сухую, холодную и недождливую осень ее уровень падал с каждым днем. Солдаты могли не только перейти поток вброд, но и сражаться в нем, не замечая, что там плещется у них под ногами. Поэтому чем больше защитных сооружений, чем больше фортификаций, тем лучше.
– Почему они так суетятся? – спросил Брут у Кассия, показывая рукой в сторону лагеря триумвиров, пока они стояли на горе Кассия.
– Потому что они готовятся к генеральному сражению.
– О! – чуть не задохнулся Брут.
– Они его не дождутся, – уверил его Кассий.
– И поэтому ты протянул свою стену вглубь топей?
– Да, Брут.
– Интересно, что думают обо всем этом в Филиппах, когда смотрят на нас?
Кассий удивился:
– А разве имеет значение, что думают в Филиппах?
– Да нет, – вздохнул Брут. – Просто мне интересно.
Шел октябрь, чреватый лишь мелкими стычками между фуражирными отрядами. Каждый день триумвиры выходили из своего лагеря и стояли, ожидая сражения, и каждый день освободители игнорировали их.
Кассию казалось, что ежедневное бряцание оружием – единственное занятие триумвиров, но это было не так. Антоний решил обойти Кассия с болот и впряг в работу более трети армии. Нестроевых солдат с обозниками одели в доспехи и заставили изображать размахивающих оружием легионеров. А в это время настоящие легионеры неустанно трудились с большой охотой. Для них работа была сигналом, что сражение близится, а любой настоящий солдат всегда рвется в бой. Они пребывали в приподнятом настроении, так как знали, что военачальник у них хороший. Большинство его солдат после боя остаются в живых. Но великий Марк Антоний – это одно, а с ними был еще Цезарь, божественный сын, являвшийся их искупительной жертвой и любимым командиром.
Антоний стал гатить болото вдоль длинного фланга Кассия, планируя обойти его сзади и заблокировать дорогу в Неаполь, а после атаковать. Все десять дней, пока длились работы, он делал вид, что вызывает противника на бой, собирая своих людей, строя их в колонны, а затем бесконечно перестраивая порядки. Но треть его армии в это время усердно форсировала болота, прячась от Кассия за стеной тростника. Дорога у них получалась твердая, крепкая, а через совсем уж непроходимые бездонные топи они перебрасывали мосты на уложенных горизонтально бревнах. И все это – в абсолютной тишине. Продвигаясь вперед, солдаты Антония оборудовали дорогу боковыми площадками, готовыми превратиться в редуты с фортификационными башнями и брустверами.
Но Кассий ничего этого не видел и не слышал.
Двадцать третьего октября ему исполнилось сорок два. Брут, сопляк, на четыре с половиной месяца младше. Год этот должен был стать годом первого консульства Кассия, он мог бы сейчас править Римом, но вместо этого торчал под Филиппами, наблюдая за действиями хитрого и напористого врага. Настолько напористого, что в день рождения Кассия он решил больше не таиться и прямо с утра послал ударную колонну занять все подготовленные площадки с приказом пустить материалы, оставшиеся от дорожных работ, на постройку редутов.