Падение титана, или Октябрьский конь

А для Кассия сплошное облако пыли ознаменовало полную потерю ориентации в происходящем, особенно после того, как Антоний разгромил его болотный фланг. Даже с вершины своей горы он ничего не видел. Все скрывала непроницаемая завеса. Лагерь Брута так близко, но его не видно. Кассий лишь знал, что противник прорывает оборону вдоль Эгнатиевой дороги и что лагерь, который он столь деятельно укреплял, обречен. Неужели и Брут пребывает в столь же пиковом положении? Где он? Что с его лагерем? Кассий мог лишь гадать, но точно не знал ничего.

– Я попытаюсь что-нибудь сделать, – сказал он Цимбру и Квинтилию Вару. – А вы уходите. Думаю, мы разгромлены. Думаю, но не знаю! Титиний, ты пойдешь со мной. Может быть, нам удастся увидеть что-то из самого городка.

Итак, в половине пятого дня Кассий и Луций Титиний оседлали коней и выехали из задних ворот на дорогу, которая вела вверх, в Филиппы. Через час, с наступлением сумерек, они вынырнули из облака пыли, проехали еще немного и посмотрели вниз. Но увидели в меркнущем свете только пыль, плотную, плоскую и безликую, походящую на равнину.

– Брут, наверное, тоже разгромлен, – грустно сказал Кассий. – Так много усилий, и все напрасно.

– Но мы еще ничего твердо не знаем, – стал успокаивать его Титиний.

Вдруг в коричневом тумане проступили очертания всадников, галопом поднимавшихся к ним по склону.

– Кавалерия триумвиров, – вглядываясь, сказал Кассий.

– Она может оказаться и нашей. Позволь, я спущусь и узнаю, – сказал Титиний.

– Нет, мне кажется, это германцы. Пожалуйста, не ходи!

– Кассий, у нас тоже есть германцы! Я иду к ним.

Ткнув коня в ребра, Титиний повернулся и стал спускаться навстречу конникам. Кассий, наблюдая сверху, увидел, как его друга окружают, хватают, – до него донеслись крики.

– Его взяли, – сказал он Пиндару, своему вольноотпущеннику, который нес его щит. Потом спешился и стал судорожно расстегивать кирасу. – Как свободный человек, Пиндар, ты мне ничего не должен, но у меня есть последняя просьба.

Кассий выдернул из ножен кинжал – тот самый кинжал, который так жестоко повернула в глазнице Цезаря его рука. Странно, но он мог думать сейчас только о том, с какой ненавистью тогда это проделал. Он протянул кинжал Пиндару.

– Ударь точно, – сказал он, обнажая левый бок.

Пиндар ударил точно. Кассий наклонился вперед и упал на землю. Пиндар, плача, посмотрел на него, сел на коня и помчался наверх, в город.

Но германская кавалерия принадлежала освободителям. Они ехали, чтобы сказать Кассию, что люди Брута вторглись на территорию триумвиров и одержали победу. Первое сражение при Филиппах было выиграно. Вместе с Титинием они поскакали наверх и нашли Кассия мертвым. Конь Кассия тыкался мордой в его лицо. Быстро спешившись, Титиний подбежал к нему, обнял и зарыдал:

– Кассий, Кассий, это были хорошие вести! Почему ты не подождал?

Не было смысла продолжать жить, если Кассий мертв. Титиний выхватил меч и упал на него.

Брут провел весь тот страшный день на вершине своей горы, напрасно пытаясь увидеть сражение. Он понятия не имел, что происходит. Не знал, что несколько его легионов взяли ситуацию в свои руки и одержали победу, не знал, чего от него хочет Кассий.

– Подождите, я думаю, – сказал он своим легатам, друзьям и всем тем, кто пришел, чтобы заставить его сделать хоть что-нибудь, не сидеть сложа руки.

Прибежал растрепанный, запыхавшийся Цимбр и сообщил ему о победе, о трофеях, которые его легионы с ликованием перетащили через реку Ганга.

– Но… но Кассий… не приказывал этого! – заикаясь, воскликнул Брут, в глазах его мелькнул испуг.

– Они все равно это сделали, и прекрасно! И для тебя прекрасно, страдалец! – огрызнулся, теряя терпение, Цимбр.

– Где Кассий? Где остальные?

– Кассий с Титинием поднялись к Филиппам посмотреть, можно ли что-нибудь различить в этой пыли. Квинтилий Вар, думая, что все потеряно, закололся. Об остальных я не знаю. Такой везде хаос!

Совсем стемнело, и медленно, очень медленно облако пыли стало оседать. Ни одна из сторон не имела возможности оценить результаты этого дня до утра. Поэтому уцелевшие освободители собрались поесть в бревенчатом доме Брута. Они помылись, переоделись в теплые туники.

– Кто сегодня погиб? – спросил Брут.

– Молодой Лукулл, – ответил Квинт Лигарий, заговорщик.

– Лентул Спинтер в бою на болотах, – сказал Пакувий Антистий Лабеон, заговорщик.

– И Квинтилий Вар, – добавил Цимбр, заговорщик.

Брут заплакал. Особенно ему было жаль невозмутимого, холоднокровного Спинтера, сына бездеятельного и менее достойного человека.

Послышался какой-то шум. В комнату ворвался молодой Катон с дикими глазами.

– Марк Брут! – крикнул он. – Там! На улице! Там!

Его тон заставил всех вскочить и кинуться к двери. У порога на грубых носилках лежали тела Гая Кассия Лонгина и Луция Титиния. Тоненько вскрикнув, Брут упал на колени и стал раскачиваться, закрыв лицо руками.

– Как? – спросил Цимбр.