Падение титана, или Октябрьский конь

Когда Брут подумал о том, как войска отреагируют на смерть Кассия, им овладела паника. Он погрузил недвижные тела на телегу и тайно отослал их в Неаполь в сопровождении молодого Катона, которому поручил кремировать их и послать прах домой, а потом возвратиться. Как ужасно, как нереально видеть безжизненное лицо Кассия! Из всех знакомых лиц оно было самым живым. Сдружившиеся еще в школьные дни, они стали потом свояками. А убийство Цезаря накрепко связало их – к лучшему или к худшему. Теперь он один. Прах Кассия вернется домой, к Тертулле, которая так хотела детей, но так и не смогла выносить их. Похоже, это судьба всех женщин из рода Юлиев. А теперь для детей слишком поздно. Слишком поздно для нее, и слишком поздно для Марка Брута. Порция умерла, мать жива. Порция мертва, мать жива. Порция мертва, мать жива.

После того как увезли тело Кассия, странная сила вдруг влилась в Брута. Дело их двоих теперь полностью перешло в его руки. Он – единственный освободитель, оставшийся в живых и достойный упоминания в исторических книгах. Брут завернул в плащ свое худое сутулое тело и отправился успокаивать людей Кассия. Они очень переживали свое поражение, он это понял, переходя от одной группы к другой, чтобы подбодрить павших духом солдат. «Нет-нет, это не ваша вина, вы сражались храбро, упорно. Беспринципный Антоний тайно, предательски напал на вас, действуя подло и бесчестно». Конечно, всем хотелось знать, где Кассий, почему он сам не пришел к ним. Убежденный, что известие о его смерти полностью деморализует солдат, Брут солгал: Кассий ранен, понадобится несколько дней, чтобы он снова встал на ноги. Кажется, это сработало.

Перед рассветом он собрал всех своих легатов, трибунов и старших центурионов на совещание.

– Марк Цицерон, – обратился он к сыну Цицерона, – тебе поручается переговорить с моими центурионами и присоединить солдат Кассия к моим легионам. Легионы, не понесшие ощутимых потерь, следует сохранить в том же составе.

Молодой Цицерон кивнул. По воле судьбы он был сыном старшего Цицерона, хотя больше походил на Квинта, тогда как молодой Квинт был вылитым Цицероном-старшим – умным, начитанным, мечтательным. А Марк-младший – прирожденный солдат без интеллектуальных вывертов и иных причуд. Поручение, данное Брутом, было вполне по нему.

Но, успокоив людей Кассия, Брут почувствовал, что сила его покидает, уступая место прежнему унынию.

– Понадобится несколько дней, прежде чем мы сможем снова дать бой, – сказал Цимбр.

– Дать бой? – тупо переспросил Брут. – О нет, Луций Цимбр, мы больше не будем сражаться.

– Но мы должны! – воскликнул Луций Бибул, аристократ и болван.

Трибуны и центурионы с кислым видом переглянулись. Яснее ясного – всем хотелось драться.

– Мы будем сидеть здесь, – сказал Брут, выпрямляясь со всем достоинством, на какое был только способен. – Мы не будем… повторяю, мы не позволим навязать нам сражение!

На рассвете войско Антония было построено в боевой порядок. Возмущенный Цимбр тоже собрал армию освободителей, чтобы послать их в атаку. Бой, казалось, был неминуем, но Антоний отвел свои легионы. Его люди устали, лагерь было необходимо восстановить. Он только хотел показать Бруту, что не собирается уходить.

Через день Брут объявил общий сбор всей пехоты и обратился к ней с короткой речью, в результате которой его люди почувствовали себя обманутыми. Брут говорил, что не намерен драться. Ни сейчас, ни в будущем, никогда. В этом нет необходимости, к тому же первая обязанность командира – сохранить драгоценные жизни солдат. Марк Антоний откусил больше, чем может прожевать, потому что жевать он будет воздух. Нигде нет ни зерна, ни скота – ни в Греции, ни в Македонии, ни в Западной Фракии. Поэтому его ждет голод. Флот освободителей контролирует море, провизию Антонию с Октавианом не подвезут!

– Расслабьтесь и успокойтесь, у нас еды много. Хватит до следующего урожая, если понадобится, – в заключение сказал он. – Однако задолго до того Марк Антоний и Цезарь Октавиан умрут с голоду.

– Это очень плохо, Брут, – сквозь зубы процедил Цимбр. – Люди хотят драться! Они не хотят спокойно сидеть и пировать, пока враг голодает. Они хотят драться! Они солдаты, а не завсегдатаи Форума!

В ответ Брут заплатил всем командирам и солдатам наличными по пять тысяч сестерциев в благодарность за их храбрость и верность. Но армия восприняла это как взятку и потеряла последнее уважение, которое испытывала к Марку Бруту.

Он пытался подсластить пилюлю, обещая прибыльную короткую кампанию в Греции и Македонии, после того как триумвиры разбегутся в поисках соломы, насекомых, семян. «Подумайте о Лакедемоне, о македонской Фессалонике! Два богатейших города будут отданы вам».

– Армия не хочет грабить города, она хочет сражаться! – в ярости крикнул Квинт Лигарий. – Здесь и сейчас!

Но кто бы что ни говорил, Брут стоял на своем. Никаких сражений не будет.