Падение титана, или Октябрьский конь

Пять лучших легионов Октавиана бились на своем правом фланге с левофланговыми ветеранами Брута. Агриппа с четвертым – ближе к Эгнатиевой дороге. Поскольку именно их сотоварищи в прошлом бою не сумели защитить лагерь триумвиров от разграбления, у этих пяти легионов имелся к противнику особый счет. Прошел почти час, но он никому не дал перевеса. Затем пять легионов Октавиана уперлись, насели всей массой, и под этим натиском левое крыло Брута дрогнуло, надломилось.

– О! – восхищенно крикнул Гелену Октавиан. – Такое впечатление, что там пущен в ход какой-то огромный рычаг! Толкай, Агриппа, толкай! Выворачивай с корнем!

Очень медленно, почти неприметно солдаты Цезаря, служившие теперь у Брута, стали пятиться, а давление на них все усиливалось – до тех пор, пока в их рядах не образовался разрыв. Но и в этом случае паники не было, никто не пытался удрать. Просто задние ряды поняли, что передние маневрируют, и повторили маневр.

За час битвы общее напряжение возросло неимоверно. Внезапно левый фланг армии Брута запаниковал. Миг – и солдаты освободителей побежали. Легионеры Октавиана бежали за ними на расстоянии, равном длине их мечей, не обращая внимания на камни и дротики, дождем сыпавшиеся с вражеских бастионов. В этой суматохе легион Агриппы сделал рывок к Эгнатиевой дороге, потом бросился к главным воротам фортификаций противника и перекрыл спасающимся доступ в лагерь. Те, рассеявшись, кинулись к соленым болотам и к ущельям в горной гряде.

Второе сражение при Филиппах длилось немногим дольше Фарсала, но с очень большими потерями. Половина армии освободителей погибла, а о второй никто никогда больше не слышал на территориях вокруг Нашего моря. Позднее пойдут слухи, что многие выжившие поступили на службу к парфянскому царю. Но не для того, чтобы разделить судьбу десяти тысяч римских легионеров, захваченных после битвы у Карр, которые теперь охраняют границы Согдианы от степных орд массагетов. Нет, сын Лабиена, Квинт Лабиен, ставший приближенным царя Орода, якобы обласкал их и предложил помочь ему обучать парфянскую армию римскому способу ведения войн.

Брут и его личная свита наблюдали за ходом битвы с вершины горы. Сегодня все было хорошо видно, ибо почву устлали многочисленные тела убитых и придавили всю пыль. Когда стало ясно, что бой проигран, трибуны четырех старших легионов пришли к нему и спросили, что им делать.

– Спасайте свои жизни, – сказал Брут. – Попытайтесь пробиться к флоту в Неаполе или добраться до Тасоса.

– Мы должны сопровождать тебя, Марк Брут.

– Нет, я предпочитаю идти один. А теперь уходите, пожалуйста, уходите.

С ним остались Статилл, Стратон Эпирский и Публий Волумний, а также три его самых любимых вольноотпущенника, секретари Луцилий и Клейт и щитоносец Дардан. И еще кое-кто. Всего, включая рабов, человек двадцать.

– Все кончено, – сказал он, глядя, как люди четвертого легиона Агриппы карабкаются на стены. – Нам лучше поторопиться. У нас все упаковано, Луцилий?

– Да, Марк Брут. Могу я просить тебя об одолжении?

– Проси, чего хочешь.

– Дай мне твои доспехи и алый плащ. Мы с тобой одного роста, меня можно принять за тебя. Если я подъеду к их линиям и скажу, что я – Марк Юний Брут, это задержит преследователей, – сказал Луцилий.

Брут чуть подумал и кивнул:

– Хорошо, но на одном условии: ты сдашься Марку Антонию. Ни в коем случае не давай им отправить тебя к Октавиану. Антоний грубый мужлан, но у него есть чувство чести. Он ничего тебе не сделает, когда узнает, что его обманули. А вот Октавиан, я думаю, прикажет убить тебя на месте.

Они поменялись одеждой. Луцилий сел на государственного коня Брута и поехал вниз по склону к главным воротам, а Брут и его сопровождающие отправились к задним. Уже темнело. Люди Агриппы продолжали ломать стены. Поэтому никто не заметил, как они ушли и проскользнули в ближайшее ущелье, которое вывело их к другому ущелью, потом еще к одному и так далее, пока беглецы не выбрались на Эгнатиеву дорогу – восточнее от ее слияния с дорогой в Неаполь, которую Антоний захватил несколько дней назад, после первого сражения при Филиппах.

Быстро сгущавшаяся темнота застигла их у Корпильского перевала. Там Брут решил сойти с дороги и подняться по густо заросшему лесом склону на выступ, нависающий над ущельем.

– Антоний, конечно, пустит кавалерию в погоню за беглецами, – объяснил он. – Если мы тут, наверху, заночуем, то утром сможем увидеть, как нам лучше двигаться дальше.

– Поставив кого-нибудь сторожить, мы можем разжечь огонь, – сказал дрожавший от холода Волумний. – Облачность сейчас низкая, наш костер издали не увидят, а как только часовой заметит приближающиеся огни факелов, мы потушим его.

– Небо может и проясниться, – мрачно заметил Статилл.

Ветви сухостоя занялись быстро, но вскоре все поняли, что их мучает жажда. Никто не подумал взять с собой воду.

– Здесь недалеко должна протекать река Гарпас, – вставая, сказал Раскуполид. – Я возьму двух лошадей и привезу воду, если мы опорожним эти кувшины, пересыпав зерно в мешки.