Падший

Арджун прикасается к ней, парализуя на месте.

Я вздыхаю.

– Бун, пожалуйста, унеси Гортензию на крышу и продержи ее там ближайший час.

* * *

Часом позже кровь перестает хлестать из груди Мэделин, но рана все равно немного кровоточит. Хотя она все еще без сознания, Ифан уверяет нас, что с ней все будет в порядке, как только она поест. Одетта уходит на поиски свежей крови, а мы с Арджуном, Буном и Гортензией с каменными лицами остаемся ждать в темноте, наша одежда перепачкана багряными пятнами.

Джея привязали серебряными цепями к стулу. Он ничего не говорит, однако все понятно по его лицу. Он наблюдает за Мэделин, и в глазах его только боль.

Бун поджимает губы. Он наклоняется и закрывает лицо руками.

– Не могу проходить через это снова, – говорит Бун. – Не могу поверить в еще одно предательство. – Затем он вскакивает на ноги и в один миг приближается к Джею. – Почему ты врал нам все это время? – шепчет он тому. – Я видел в тебе своего брата. Как… как ты мог предать нас подобным образом? – Его голос срывается.

– Я и правда предал вас, – говорит Джей. – Однако я никогда не врал. Все, что я говорил и делал, было правдой. Эта семья… – Он делает паузу. – Вся моя жизнь.

Я внимательно слушаю его. До откровений леди Силлы, я был убежден, что Джей не способен на такого рода обман. Среди нас он был самым честным. Он не уклонялся даже от самой болезненной правды. Однако теперь все, во что я прежде верил, начинает вызывать у меня сомнения.

Найджел предал нас. После стольких лет жизни с нами, в которой был смех и улыбки, ему потребовался всего один момент, чтобы нанести нам удар в спину.

Когда кто-то тебе не безразличен, у этого человека появляется шанс предать тебя и причинить тебе боль.

Я наблюдаю, как Гортензия обнимает свою старшую сестру, нашептывая ей что-то на французском. Непривычно видеть Гортензию, заботящуюся о Мэделин. Обычно все как раз наоборот.

Джей встречает мой взгляд.

– Что вы собираетесь со мной сделать?

На долю секунды я задумываюсь о своем дяде. Никодим бы обошелся с Джеем безжалостно, точно так же, как обошелся с Найджелом. Он бы не дал Джею возможности объяснить свои поступки.

Если бы у меня была возможность принимать решение, стал бы я слушать, что скажет в свое оправдание Найджел?

У меня становится тяжело на сердце, когда я осознаю, что мне было бы плевать. Поступок Найджела отнял у меня все. Если бы тогда кто-то спросил моего мнения, я бы согласился с карой, которую выбрал дядя. Может быть, я даже стал бы тем, кто рвет тело Найджела на куски.

Меня воспитывали с мыслью, что предатель заслуживает умереть как предатель.

Возможно, я бы даже согласился на большую жестокость. Возможно, на пытки. Тут я вспоминаю Ифана и навыки, которыми он обладает. Ранить и лечить в равной степени. Интересно, как часто мой дядя пользуется умениями своего слуги в личных целях. Глядя на Джея и бесчисленные шрамы, покрывающие его лицо и шею, я думаю о том, что это значит.

Это значит, я бы поддержал идею причинить боль тому, кто беззащитен. Я бы наслаждался чужой болью, убеждая себя, что это путь справедливости. Однако я знаю, как должен действовать, вопреки извращенным представлениям о правосудии, которого требует кровь Сен-Жерменов.

Когда кто-то тебе не безразличен, у этого человека появляется шанс предать тебя и причинить тебе боль.

Однако отвечать тем же или нет – это твой выбор.

– Почему ты нас предал? – спрашиваю я. – Расскажи мне все. Обещаю, я выслушаю.

Джей опускает плечи, его длинные волосы падают ему на лицо.

– С чего тебе выслушивать меня? Просто сделай то, что намереваешься сделать, Себастьян.

Мне хочется огрызнуться в ответ, позволить желанию унизить его взять надо мной верх. Но ведь это будет слабостью с моей стороны. Я вспоминаю, скольких сил, должно быть, стоило Селине бороться за мою жизнь, когда никто больше не боролся.

– С того, что я люблю тебя. Ты был мне братом много лет. Я обязан тебя выслушать.

Джей в замешательстве моргает.

– Я был изменником. Почему не поступить со мной так, как велит ваш бог? Око за око. Все боги мира согласились бы, что я этого заслуживаю.

– Да, было бы логично, правда? – говорю я. – Было бы просто. Однако жизнь, даже бессмертная, не так уж проста. – Я думаю о том, что сказала мне Валерия Генри во время нашей встречи. – Любовь и верность не всегда одно и то же. Любовь означает, что ты делаешь то, что правильно, даже когда это нелегко.

Он таращится на меня, странный огонек мелькает в его взгляде. Затем Джей откидывается на спинку стула, вздрагивая, когда серебряные цепи касаются его голой кожи.

– Даже будучи смертным ребенком, я знал, что отличаюсь от остальных, – начинает он. – Я в первый раз в жизни увидел токкэби[108] той весной, когда мне исполнилось шесть. В Бусане тогда была глубокая ночь. Сильно пахло морем. Дух вышел ко мне из воды. Он выглядел как ребенок моего возраста с волосами цвета луны и кожей цвета летнего неба. Он мне улыбнулся. Я пошел за ним в воду и чуть не утонул в волнах.