Падший ангел. Явление Асмодея (СИ)

Он молчит, восхищенно глядя на нее:

– Нет, нет. Не заменит женщина Бога, – это говорят его глаза.

– А может женщина – это и есть Бог на земле? Женщину можно любить как Бога и больше чем Бога.

Они продолжают кружиться. Но вот он кружится один, вцепившись руками в пустоту…

Льется невидимый дождь. Перекрестив руки, девушка стягивает через голову мокрое платье. И он узнает в ней Кристину. Мокренькая, дрожащая, она залазит в пустую бочку, наполненную до краев студенистым соком. Он черпает его пригоршнями и пьет. Она окунается с головой и раскрывает глаза. Ему видны ее глаза. Она смотрит из бочки на небо. И он целует поверхность, позволяющую увидеть эти глаза. Дождь обретает видимость и каждая капля приносит наслаждение. Дождь белеет и сыпется яблоневым цветом и покрывает волосы и лица лепестками цветов. Лепестки текут вместе с каплями сока. И снова глаза! Но! Сколько страдания и упрека спрятано в этих глазах! Он трусливо прячется от них, но в ладонях не находит спасения. Его руки сползают с лица – перед ним всплывает головка ребенка, какой-то маленькой девочки, чьи волосы расплываются, закрывая всю поверхность бочки. Голова поворачивается – на него в упор смотрит Олина, она не пропадала, она живет в саду.

А – а – а – а – а – а – а – а – а! – доносится из леса крик Кристины. Он оборачивается на крик и бежит туда, откуда он послышался, бежит, сначала робко, поджимая колени, потом все увереннее и тверже. Вдвоем с Кристиной они стремительно плывут по высоким зарослям травы. Бросаются в самую гущу, разгребая волны. Они амфибии, обезумевшие от потери земных притяжений…

Он проснулся, с горечью осознавая, что все привиделось во сне. Глупо пытаться заснуть еще, чтобы вернуться к утраченному. Еще глупее молиться Богу, когда хочешь женщину. Он встал, пошлепал босыми ногами к камину, оставляя за собой грязный след. Ноги опять оказались испачканными в земле. Было ясно – он бродит во сне, сам или кто-то ведет. Скорее второе.

…Он не помнил, шел по земле или летел. Он нырнул с обрыва в холодные утренние воды озера, и не хотел всплывать на поверхность. Но, не поддавшись этому легкому влечению смерти – вынырнул из воды и поплыл к другому берегу. Дышалось на редкость легко. Подземные воды обдавали тело ледяными потоками. Плыть обратно, впереди водоросли – можно запутаться в них – поплыл в сторону… И тогда он увидел ее глаза, под водой. И медузой надувшееся красное платье. Он выплыл на поверхность, жадно вдыхая воздух! Это не сон!

Выбравшись на берег, он упал и схватился за голову. Там мертвое тело девушки. Не могло быть никакого наваждения. В голове промелькнули черные фигуры людей в мантиях и сутанах, их суета у костра, выжженная земля вокруг, дикие крики, кровь, огонь, и все без лиц, лица спрятаны за капюшонами и лишь у одного, стоящего спиной, вместо затылка – козлиная маска.

Смерть кругом. Он вытащил ее на берег, вместе с веревкой, опутавшей шею. Он помолился за ее душу.

Он был тогда на поляне и должен был ее спасти. Теперь не мог сдержать себя – катался, как медведь, ужаленный пчелами, по земле, и бился о землю, как рыба пойманная в сети. Он выл как проклятый под воротами людского отчуждения. Он хватал землю, не в силах унять свои порывы. Он вопрошал к Богу раскрыть ему глаза. Он не услышал слов Спасителя…

Сомнений быть не могло – Олина погибла! Старуха вернула ее, но мертвой. Девушка никогда не назовет имя своего мучителя. Глаза ее видели того, кто принес смерть и тех, кто знает пришельца.

Как были бесконечно длинны ее волосы, распустившиеся водорослями по дну, но как коротка ее земная жизнь.

Что мог он сделать? Он пытался разгадать причины зла, но Сатана всегда опережал. Он вспомнил кровавую надпись на стене дома: «Solve et Coagula», с древних языков она означала: «Растворяй и сгущай». Еще предстояло найти ключ к этому шифру. Ключ к пониманию того, что его ждет…

Глава 39

Накануне Праздника Поздних Цветов в Кодене загудела ярмарка. Ретивой торговкой, она ворвалась в тишину узких каменных улиц, и раскрыла свои объятия для заждавшихся участников. Роскошные ряды, яркие товары и товарки манили весь люд, вытащив на свет белый самых скаредных и нелюбопытных. Большинство покупателей явилось даже не за товаром – им хотелось наговориться вдосталь, услышать сплетни. Никогда на ярмарке не замечали Отца Марка. А тут и он заявился. Его лицо осунулось до неузнаваемости. Он был небрит. Сильнее всего бросалось в глаза не то, что сутана его была помята и испачкана глиной. Впервые он не приветствовал никого. Прошел опустив глаза – подумали – ищет кого-то.

– Скоро праздник, а он, глянь явился какой!

– Где? Кто?

– Да вон священник наш пошел!

– А! Это вон там, в стороне мясных лавок?

– Протри глаза! Вон он идет! – и уверенная рука показывала в обратном направлении.

– Не может быть! Чего ему на рынке делать? К нему домработница Клара с мужем всегда приносят провиант.

– Да может уже сбежали от него?

– Я б не пошла к такому грешнику.

– Ну а ты видела?

– А ты видела?

– Чего видела?

– О чем вы? – в разговор двух подруг вмешалась третья.