Этой ночью произошло нечто из ряда вон выходящее; ничего подобного не случалось за всю историю пребывания белых на острове. Для белых это был один из способов навязать свою власть. Женщина, как бы она ни была оскорблена и возмущена, не осмелится заявить на белого. Это будет ее слово против его слова, и любой суд примет сторону мужчины, заявив, что женщина сама спровоцировала эту ситуацию.
Лёжа в постели, Симон не мог избавиться от мыслей о том, что случилось с Бисилой. Согласно новым законам, теперь буби такие же испанцы, как и те, что живут в Мадриде. Симон с силой сжал кулаки. Это ложь! Белые остаются белыми, а негры — неграми, пусть даже им теперь и позволено посещать бары и кинотеатры. Так было на протяжении веков! И то, что страна стоит на пороге независимости, ничего не изменило: придут другие и будут по-прежнему тянуть богатства острова на глазах у тех, чьи предки когда-то его заселили. Такова судьба буби: смиренно терпеть любые капризы белых.
Он уже решил, что поговорит с Моси и все ему расскажет.
Он обещал Бисиле, что не скажет ничего Килиану, и сдержит слово — по крайней мере, сейчас.
Но он должен сказать Моси.
Моси должен знать.
В понедельник утром Симон разыскал Моси в южной зоне плантации. Брасерос, выстроившись в шеренги по десять человек, рубили при помощи мачете лианы и кустарник, расчищая участок джунглей под новые посадки. Симон без труда заметил бригадира: он был больше чем на голову выше остальных. Окликнув Моси, Симон поманил его жестом и увёл подальше, чтобы никто не мог услышать, о чем они говорят.
— На Бисилу напали, — сказал он. — Трое белых. Я ее нашёл.
Моси схватился за дерево, пробормотав какое-то ругательство. Симон наблюдал, как с каждой секундой все больше мрачнеет его лицо.
— Ты знаешь, кто это сделал? — спросил он.
Симон кивнул.
— Я слышал, как они поднимались в свои комнаты, — сказал он. — Их было трое. Я знаю всех.
— Скажи мне их имена и где я могу их найти. Остальное я беру на себя.
— Двое из них здесь не живут и сегодня должны были уехать. Я их знаю, это масса Дик и масса Пао. Я слышал, что они собирались вернуться через две или три недели.
— А кто третий?
Симон нервно сглотнул.
— Третий — масса с нашей плантации, — произнёс он наконец.
Моси сжал челюсти и уставился на Симона, ожидая, когда тот назовёт имя.
— Третий — масса Хакобо, — признался Симон.
Моси поднялся, взял мачете и провёл большим пальцем по лезвию, проверяя его остроту.
— Tenki, mi fren, — медленно произнёс он. — Я найду тебя, если будет нужно.
Вернувшись к своим людям, он, как ни в чем не бывало, продолжил работу, словно Симон не сказал ему ничего важного.
Вернувшись с плантации на двор, Симон с удивлением расслышал знакомый смех, доносившийся от припаркованных грузовиков.
Килиан вернулся!
Он поднял взгляд к небу, заметив, как оно слегка потемнело.
Скоро начнётся буря!
Ранним утром Килиан проснулся, натянул широкие льняные бежевые брюки и белую хлопчатобумажную футболку и вышел на галерею. На улице было прохладно. В последние дни шли дожди, и воздух стал таким сырым и промозглым, что пришлось разжигать камины, чтобы протопить комнаты. Он решил вернуться к себе, чтобы надеть рубашку с длинными рукавами и пиджак. Затем снова вышел на галерею, глубоко вздохнул, закурил сигарету и, облокотившись на перила, бросил взгляд в сторону ворот и дороги королевских пальм.
В другое время Килиан залюбовался бы этой чудесной картиной тихого безмятежного утра. Однако в последнее время тишины и молчания в его жизни стало слишком много.
Симон был угрюм и всячески его избегал. Хосе явно что-то скрывал. Да, он держался с ним так же дружелюбно, как и всегда, но было ясно — он что-то скрывает.
А Бисила...
Бисила избегала с ним встреч.
Едва приехав, он тут же отправился в больницу, чтобы повидать ее. После стольких месяцев разлуки ему не терпелось заключить ее в объятья; он не сомневался, что скоро они окажутся вдвоём в маленьком чуланчике.
Но вместо этого нашёл Бисилу сильно похудевшей, печальной, с рукой на перевязи и синяками на лице. Расхаживая между койками, на которых лежали больные, она обращалась к ним с той же нежной заботой, что и прежде; однако при виде Килиана ее нежность сменилась внезапной холодностью. Когда же он с тревогой спросил, что с ней стряслось, она ответила, что ее сбил грузовик.
Килиан не поверил ни единому ее слову. Он даже подумал, уж не Моси ли ее избил, но она решительно это отрицала.
Но в таком случае... Почему так изменилось ее поведение?
Если бы она знала, как он по ней тосковал! Если бы она знала, как ему ее не хватало!
С самого своего возвращения он ждал, когда Бисила придёт к нему на ночь, но она все не приходила.
Опершись на перила галереи, Килиан глубоко вздохнул. Чутьё подсказывало, что она больше никогда не придёт к нему в комнату. Должно быть, случилось что-то поистине ужасное, если она больше не хочет его видеть.
Закрыв глаза, он вспомнил их свадьбу.
«Клянусь быть верной, — сказала она тогда, — по крайней мере, сердцем, насколько это возможно в моих обстоятельствах».