Память и забвение руин

Надо признаться, аналогия с работой Ле Корбюзье здесь не вполне точна. Форма Мунданеума, представлявшего собой квадратный в плане зиккурат с пандусом, ведущим наверх, содержит намек на возможность бесконечного расширения системы. Дворец Советов, напротив, замкнут, словно волшебный ларец с сокровищами.

Это не Gesamtkunstwerk, предполагающий стилистическое единство, но конгломерат лучших достижений всех культур, который, словно по мановению волшебной палочки, должен превратиться в некое единство высшего порядка, поскольку «культура два» знает способ все систематически упорядочить.

Очень отдаленным подобием такого здания-коллажа может служить Строберри-хилл – дом уже упоминавшегося Хораса Уолпола, родоначальника «готического романа». Уолпол рассматривал готические стилизации как откровенную игру, точнее – ту ее разновидность, которую Роже Кайуа обозначил словом mimicry: создание иллюзорного мирка и принятие на себя маски некоего иного персонажа180. Реальные же средневековые памятники (к тому времени уже хорошо изученные и описанные) были для Уолпола лишь источниками архитектурных деталей, которые можно было воспроизводить, игнорируя их иерархию и масштаб и нередко демонстративно нарушая внутренние связи.

В 1749 году Уолпол начал перестраивать свой загородный дом в готическом духе. Судя по тому, что эта перестройка растянется почти на тридцать лет, он был заинтересован в процессе больше, чем в результате.

Как пишет Крис Брукс,

Уолпол первым из деятелей Готического возрождения стал опираться в своих стилизациях на подлинные образцы готики. Сперва его источниками были иллюстрации из работ антиквариев, но начиная с 1753 года он… стал посещать средневековые постройки и копировать их детали для Строберри-хилла. Дом таким образом сделался палимпсестом архитектурных цитат… В копировании готических деталей Уолпол одновременно проявлял добросовестность и бесцеремонность. Точно воспроизводя формы, он игнорировал и масштаб, и материал оригинала, проявляя веселое легкомыслие в отношении всяческих соображений уместности181.

Поскольку Уолпол был прежде всего коллекционером, то и его дом нужно рассматривать даже не как коллаж (создающий некое новое единство из сочетания несочетаемого), а как коллекцию готических деталей, то есть как своего рода кунсткамеру. Основное же свойство кунсткамеры – как раз сочетание разнородных объектов, объединенных только личностью собирателя.

Кажется, – предполагает Майкл Льюис, – он (Уолпол. – В. Д.) верил, что если каждая деталь имеет готический прототип, то и весь ансамбль должен как-нибудь сложиться сам собой… Его «готический» дом был остроумной подделкой, грандиозной кунсткамерой архитектурных фрагментов, сложенных в виде здания. Единственным объединяющим принципом здесь была эксцентричная личность Уолпола, обнаруживавшая свое присутствие так же, как выдающееся художественное собрание отражает пристрастия стоящего за ним коллекционера182.

Истинное знание, как известно, есть знание о причинах. Поскольку в кунсткамере демонстрируются вещи, принципиально вырванные из контекста, то есть из причинно-следственных отношений, она несистематична и представляет собой лишь руину знания. Создатель Строберри-хилла получал удовольствие, играя в свои маленькие qui pro quo

– столь же внеисторические, как и его роман «Замок Отранто», неспособный, по словам Клайва Льюиса, обмануть даже школьника своим псевдоготическим антуражем183. Однако задача, стоявшая перед авторами Дворца Советов, была неизмеримо сложнее, чем та, которую ставил перед собой Уолпол, – всерьез создать вневременную реконструкцию всей мировой культуры, не подлежащую дальнейшему пересмотру. Поэтому вряд ли можно считать случайным, что в их поисках почти сразу появляется образ Вавилонской башни.