Пангея приветствует тебя

Они долго лежали молча, обнявшись. Тане было приятно находиться рядом с Мер-даланном: у него было сильное, гладкое тело. Кожа — чистая, без изъянов, что должно было быть редкостью для людей Зу-Ханн. Тане нравилось прикасаться подушечками пальцев к его гладко выбритому жесткому подбородку, обводить контур губ — столь мягких и одновременно донельзя мужественных. Она поймала себя на мысли о том, что могла бы… да, наверное даже хотела бы иметь ребенка от такого почти совершенного образца мужчины. И плевать на то, что она — не законная жена, а всего лишь рабыня. От Мер-даланна веяло спокойствием и уверенностью утеса, отчего у Таны выкристаллизовалась мысль, что он не бросит своих детей на произвол судьбы. Пусть даже это будут и дети рабыни.

* * *

…К вечеру, когда зной начал спадать, Тана успела выспаться, поесть, принять ванну и известись от скуки. Ничто так не изнуряло ее, как вынужденное безделье. Ей казалось, что когда-то… там, за стеной гиблых радуг, она не бездельничала. Всплывали мутные обрывки воспоминаний, проносились мимо тенями, ускользая в непроглядно-черную яму забвения. То она находится в странном месте, похожим на глубокую шахту, но стены не из горной породы, а словно из мерцающих кубиков — сиреневых, лиловых, нежно-розовых… Это похоже на бесконечные друзы заманчиво мерцающих кристаллов. Вот она протягивает руку, касается одного из них — самого темного, как будто набухшего черничным соком… Тану не оставляло ощущение, что нашла она там нечто такое, что перевернуло ее налаженную и почти безбедную жизнь с ног на голову, а затем и вовсе заставило покинуть свой мир.

… Она сидела на постели, судорожно вцепившись пальцами в волосы. Ей было совершенно нечем себя занять. Она ждала Мер-даланна, он был словно свежий бриз в застывшей духоте накатывающего вечера — и потому, когда медленно приоткрылась дверь, и сам он заглянул в проем, Тану словно подбросило пружиной. Она метнулась к нему, обхватила необъятные плечи, затянутые в белый шелк, прижалась щекой к горячей груди.

— Тише, тише, роза моего сердца, — пробормотал Мер-даланн, полной грудью вдыхая ее запах, — я хочу показать тебе кое-что.

— Что? — она заглянула в темные глаза, но не смогла прочесть в них ничего. Лишь увидела свое растерянное отражение.

— Полагаю, это тебе понравится. Идем.

Он крепко сжал ее руку и потянул прочь из опостылевшей за день комнаты — в полумрак коридора, мимо замерших стражей.

— Я долго думал над тем, что ты мне сказала сегодня, роза моего сердца, — сказал Мер-даланн и умолк. Тана едва поспевала за ним, шаг у брата Императора был широк и стремителен.

В душе медленно рос комок беспокойства.

«Я слишком мало о нем знаю, и почти не знаю его самого», — мелькнула тревожная мысль, — «то, что я могу овладеть его телом, еще не значит, что я могу сделать то же с мыслями».

Ненароком она вспомнила, как была напугана Эви, когда Мер-даланн застал их рядом с медленно умирающим визаром. А если подумать, что Эви больше не заходила, то…

— Мы пришли, дорогая, — шепнул на ухо Мер-даланн, да так, что у Таны пошли мурашки по коже.

Они задержались перед простой двустворчатой дверью, по обе стороны от которой, тем не менее, изваяниями застыли два воина. Мер-даланн повернулся к Тане, взял в ладони ее лицо и несколько секунд вглядывался в глаза.

— Хотелось бы мне знать, кем ты была, роза моего сердца. У тебя чрезвычайно ясная голова, — внезапно пробормотал он, и, тут же отпустив ее, резко растворил двери.

… Эви, сидящая на высоком табурете, вскочила и упала на колени, приникнув лбом к земляному полу. Тана, увлекаемая Мер-даланном, шагнула вперед.

Единственным предметом мебели этой светлой комнаты была кровать, на которой, укрытый простынями, лежал человек. Его лица было почти не разглядеть из-за обилия компрессов, перевязанные руки покоились поверх простыней, бессильно вытянутые вдоль тела. Тана, не веря собственным глазам, уставилась на ежик седых волос, затем перевела взгляд на Мер-даланна. Она молчала — слишком много слов, бестолковых и неуместных, толкалось и крутилось в голове. Как выбрать нужные? Потому Тана молчала. А потом взяла большую руку Мер-даланна, подняла ее и приникла губами к тыльной стороне ладони. Ответом стала скупая мужская улыбка. Мер-даланн обратился к замершей Эви.

— Что сказал лекарь о состоянии нашего… гостя? Поднимись, ради всех Полночных, довольно пыль собирать.

Эви шмыгнула носом и поднялась, бросив на Тану осторожный взгляд. Девушка в тот миг походила на олененка, хрупкая, перепуганная и невинная.

— Мой господин, лекарь только что ушел. Он сказал, что жизнь нашего… все еще в опасности, и что следует просить Полночных, чтобы повременили и не явились за ним.

Мер-даланн приблизился к постели, где тяжело, с присвистом дышал визар, наклонился, всматриваясь в закрытое компрессами лицо.

— Он должен жить. Конечно, выздоровление займет время, но он не выглядит сейчас умирающим, — и повернулся к Тане, — довольна ли ты, роза моего сердца?

— Свет души моей, я рада… Рада, что ты прислушался к моим словам. Поверь, все о чем я думаю — только твоя жизнь.