Пангея приветствует тебя

Они помолчали. И каждая думала о собственной, совершенно неопределенной, судьбе.

— Мне бы хотелось повидать этого… пленного визара, — сказала Тана, переводя разговор в другое русло, — ты можешь меня провести туда?

Темно-карие, словно крепкий чай, глаза Эви испуганно расширились.

— Тебе зачем?

— Я кроме людей Зу-Ханн никого еще не видела, — честно призналась Тана, — мне любопытно, какие еще люди живут за Гиблыми Радугами.

Эви неопределенно пожала плечами.

— Да какие… Одна голова, две руки, две ноги… Ничего любопытного, Тана.

— Ты не хочешь меня к нему вести.

— Да, не хочу. Мер-даланн запретил мне приближаться к клетке. Он опасается, что визар даже взглядом может мне навредить. Ходят слухи, что ему достаточно посмотреть на девушку…

— Он лежит связанный, избитый и наверняка без сознания, — холодно заметила Тана, — к тому же, если бы он мог кому-то навредить, то уже давно был бы на свободе. Забвение! Если уж не хочешь меня отвести, то скажи, как туда пройти… Я сама…

— Заблудишься, — Эви вскочила и забегала по комнате, теребя выбившуюся из прически прядь. Потом стала как вкопанная, развернулась на каблучках лицом к Тане. — хорошо, уговорила. Я отведу тебя посмотреть на визара. Но кое-что хочу взамен.

Тана приподняла бровь.

— Говори. Хотя кто я такая, чтобы выполнять чьи-то желания? Эви, я такая же рабыня, как и твоя мать.

Девушка импульсивно сжала на груди руки.

— Нет! Ты — роза его сердца, а это значит, что Мер-даланн будет прислушиваться к твоим словам, что бы там ни говорили вокруг! Так вот, Тана. Я хочу, чтобы, когда отец соберется отдать меня в другой дом… Я хочу, чтобы ты выбрала мне молодого мужа, понимаешь? Я не хочу отдавать вот это тело… — тут она развела в стороны руки, оглядывая саму себя, — какому-нибудь старику, понимаешь?

Тана молча кивнула.

— Я приложу все усилия, Эви, не беспокойся.

— Тогда идем. Только на голову накинь покрывало.

* * *

Проходя мимо застывших словно изваяния стражей, Тана была уверена в том, что сейчас ее схватят за рукав — и с воплем — «куда, женщина?!!» — водрузят обратно в спальные покои. Но ничего подобного не случилось. Эви взяла ее под руку, и они, словно две закадычные подруги, двинулись вперед по широкому коридору.

Долго идти? — шепотом уточнила Тана. Тяжелые, словно осуждающие взгляды охранников липли к спине, заставляя ежиться и поневоле еще крепче стискивать запястье Эви. На задний двор, быстро шепнула девушка, и стало понятно, что она тоже боится.

По пути им попадались люди — слуги в простой одежде, воины в кожаных доспехах, и Тана все сильнее укутывалась в полупрозрачный черный отрез ткани, оставляя только глаза. Их не трогали, судя по всему, зная Эви. Наконец они выбрались в ту часть дворца, которая была даже не отделана; кое-как оштукатуренные стены, клочья соломы на земляном полу, грубо сколоченные из досок двери. Стало неуютно; ощущение, что они находятся в совершенно неправильном для двух женщин месте, усилилось многократно. Теперь им встречались дурно одетые и также дурно пахнущие люди, кто-то был вооружен, кто-то попросту дремал сидя на полу и прислонившись спиной к стене.

— Они нас не тронут, — пробормотала Эви и тут же добавила, — но слишком долго здесь находиться тоже не стоит…

Толкнув двустворчатые двери, сколоченные из толстых, почти в руку толщиной, не струганных досок, они внезапно оказались под палящим солнцем. Тяжелой, смрадной волной накатило зловоние: почти половину двора занимала огромная куча отбросов, в которой копошились крысы и две тощие облезлые псины.

— Вон там, — Эви указала на противоположную часть двора, где в углу, на телеге, была установлена клетка из толстых жердей.

Тана решительно двинулась туда, отчаянно зажимая нос покрывалом. Рядом с клеткой на счастье никого не оказалось — то ли стражи решили, что визар и так не убежит, то ли попросту не устояли перед зноем летнего дня и вонью помойки. Тана судороно сглотнула: теперь она ясно видела груду какого-то тряпья в углу клетки, над которой тяжело вились пузатые мухи.

— Храни нас степь, — выдохнула Эви, — он что, уже издох?

— Возможно, — Тана стиснула зубы.

Нет, она должна — просто должна была взглянуть на пленника. Даже на мертвого. Познание этого мира с самого начала было для нее болезненным, так что, будь ужасающий визар мертв, для нее это не станет потрясением.

Она отпустила руку Эви и шагнула вперед, вплотную к клетке. Невольно поморщилась — к ставшей почти привычной вони добавился запах крови, мочи и гноя. Протянув руку к куче черных тряпок, Тана осторожно приподняла их. Вздрогнула, когда ногти Эви впились в локоть.

— Мне страшно. Пойдем, а?

— Его не нужно бояться, — шепнула Тана, — он не доживет до Хеттра.

Первой Тана увидела руку. Грязную, покрытую пятнами спекшейся крови. Переломанные, раздутые, скрюченные пальцы походили на кровяную колбасу, кое-где ногти были сорваны. Зажмурившись на миг, Тана решительно сдернула тряпку — чтобы увидеть багрово-синюшное опухшее лицо, сломанный нос, разбитые губы. На удивление, визар еще дышал — тяжко, с присвистом.