— Увидела? — снова зашептала Эви, — идем же… Упаси Полночные, Мер-даланну донесут, что мы здесь…
— Он делает огромную ошибку, — пробормотала Тана, все еще пытаясь разглядеть в разбитом лице толику человеческого. Все, что она высмотрела — это ежик совершенно седых волос, хотя визар не казался стариком.
— Хотелось бы узнать, какую именно.
От звука этого голоса Эви затрясло. Резко повернувшись, девушка рухнула на колени, уткнулась лбом в землю. Тана, помедлив, тоже повернулась — чтобы встретиться с гневным взглядом своего хозяина.
О, Мер-даланн был в ярости. Хищное смуглое лицо побелело, пальцы — на рукояти ятагана. Он был весь в черном, без проблеска, и это усиливало впечатление. Казалось, темные глаза вот-вот начнут метать молнии, и молнии эти непременно поразят двух ослушавшихся рабынь.
Но… Тана помнила его и другим. Тогда, ночью.
А еще Дей-шан преподал ей отличный урок — страх жертвы приносит наслаждение не хуже, чем самые отвратительные, противоестественные оргии.
И потому, глядя прямо в глаза Мер-даланну, Тана спокойно ответила:
— Мой господин, мне нужно поговорить с тобой… наедине. Сейчас же.
— Не много ли на себя берешь, женщина? Я решаю, когда мне говорить с тобой, а когда — не говорить, — выдохнул Мер-Даланн, — вы не должны были покидать покои. Какого Полночного вы здесь делаете?!!
— Это я попросила, — Тана кивнула в сторону клетки, — я никогда не видела визара, и подумала, что…
— А если бы он убил вас? — было видно, что спокойная речь Таны остудила ярость Мер-даланна. По крайней мере, он перестал бешено раздувать ноздри, а в глазах появился проблеск мысли.
— Он никого не убил бы, — Тана покачала головой, — и именно об этом мне нужно с тобой поговорить, свет моего сердца.
— Идем, — приказал Мер-даланн, — и ты, Эви, поднимись и отправляйся к себе. Я поговорю с тобой позже.
Мер-даланн молча сел на постель, протянул ноги.
— Сними сапоги.
Усталость в голосе. Тана поспешила выполнить приказ, стянула обувь, торопливо размотала полотняные полоски, которые обнаружились под сапогами. Мер-даланн вытянулся на постели, наслаждаясь прохладой, что дарили толстые стены дворца.
— Теперь можешь рассказать, какого рода ошибку я совершаю, — сказал он, — кто ты такая, чтобы судить о моих действиях?
Тана, продолжая стоять перед ним, скрестила руки на груди.
— Ты — свет моего сердца, мой господин. Я лишь пекусь о твоем благополучии…
— Продолжай, — прозвучало после некоторой паузы.
— Свет моего сердца, если бы я была на твоем месте, то я бы приложила все усилия для того, чтобы пленник остался жив и по возможности здоров. Я бы отправила его обратно с дарами, и сделала бы врагов союзниками.
— Это невозможно.
— Почему? Что мешает? — голос Таны лился подобно меду, — даже если визары никогда бы не стали союзниками великой империи, некоторые из них могли бы стать твоими личными союзниками, Мер-даланн. Порой даже диким животным свойственна благодарность. Разве тебе не пригодятся союзники? Особенно, если все то, что я слышала о визарах — правда?
— Мне ничто не угрожает. Брат… не тронет меня.
— Мой господин не может знать, о чем помышляет император Зу-ханн…
— Все, довольно! — Мер-даланн махнул рукой, — Поучения — это последнее, что я хочу сейчас слушать. Подойди ко мне, женщина.
Тана вздохнула. Похоже было на то, что ее попытка сохранить жизнь визару и тем самым со временем обрести, быть может,
своих собственных союзников, не увенчалась успехом.
Она опустилась на колени рядом с кроватью, где возлежал Мер-даланн, нежно прикоснулась губами к запястью господина.
— Что я должна сделать, свет моего сердца?
Не дожидаясь ответа, она потянула шнуровку горловины платья, медленно распуская ее и скатывая с плеч. Улыбнулась, нарочито медленно выскользнула из шелковых объятий одеяния. Мер-даланн выругался, подхватил ее одной рукой с пола и забросил в постель.
— Полночный дух, верно, был твоим отцом, женщина. Почему мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой?
Тана прислонилась лбом ко лбу Мер-даланна, заглянула в глаза. Оказалось, что они совершенно такого же чайного цвета как и у Эви, а в хитрых морщинках прячется улыбка.
— А мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, свет моего сердца, — сказала Тана. И это была абсолютная правда, ибо из прошлой жизни она не помнила ничего. — Более всего я бы желала, чтобы ты был не только моим мужчиной, но и моим единственным…
— Все, молчи, — приказал он, — ни слова больше.