Две тонкие, бестелесные почти фигурки идут, взявшись за руки, прочь, удаляются, колеблются в жарком мареве над асфальтом, и даже отсюда видно, как им хорошо, весело и свободно — там. А за ними, вдогонку, наперерез, наискось — мчится еще один человек, настолько стремительный в движении, что невозможно его рассмотреть, а уж опознать тем более.
Он не успевает.
Двое делают еще один шаг — и внезапно их фигуры искажаются, смазываются зигзагом, и взлетают над головой волосы девушки, а юноши уже не видно вовсе, только размашистый штрих, совсем непохожий на человека…
Анька зажмуривается и страшно, пронзительно кричит.
Две минуты назад взлетел самолет Юми. И набирал сейчас высоту, из громоздкой машины превращаясь в серебристую птицу. А если смотреть изнутри, из иллюминатора, то аэропорт превращался из человеческого муравейника в абстрактное сочетание геометрических фигур, а потом и просто в ландшафтную точку чуть поодаль от мозаики прибрежного города, в стороне от изломанной линии берега и глубокой синевы за ней. Такоси любил взлетать. Взрослый человек, ученый, физик — до сих пор по-детски расплющивал нос о толстое стекло, пока самолет набирал высоту.
Но сейчас он никуда не летел. И Юми не летела тоже.
Я не тороплюсь, сказала она, меня не ждут. И впервые за всю вечность их молодой совместной жизни в ее голосе была мягкая рессорная вибрация и прозрачная, непробиваемая изоляционная стена. Юми никогда не позволяла себе чего-то подобного раньше. Но если бы в ней не таилось этой латентной способности к неодолимому сопротивлению, готовой развернуться и явить себя в единственный нужный момент… что ж, наверное, они не были бы вместе.
Она пошевелилась и снова склонила голову на его плечо. Пушистые волосы щекотали шею над воротником; Такоси улыбнулся.
Ему удалось отвлечься, думая о Юми. Отрешиться от главного, думать о котором сейчас уже не имело смысла. Сделаны все нужные звонки, проведены инструктажи и переговоры, предусмотрено все, что он только мог предусмотреть отсюда, на огромном, в полпланеты, расстоянии, — а теперь оставалось только ждать. Одно из самых трудных человеческих занятий, далеко не каждому под силу. Но он, Такоси, справится и с этим. Он должен.
Юми, кажется, заснула. Хорошо, что она здесь.
Мобилка в кармане отдалась виброзвонком, достать ее никак не получалось, чтобы не потревожить Юми. Все-таки он обманул ее, вопреки их тайному договору взял телефон с собой, хоть и держал выключенным вплоть до последнего момента. Она ничего не сказала — но ей было больно, он видел. Из маленькой лжи вырастает большое недоверие, Юми восприняла это именно так. Она ошибается, и когда-нибудь, скоро, он сумеет ей объяснить. Хорошо, что она смогла уснуть. Спи.
— Якутагава-сан?
Он поднял голову, и первым побуждением было шикнуть, выключить этот резкий чужой голос, заставить молчать. Подошедший мужчина был в униформе служащих аэропорта, но что-то в его слишком прямой фигуре, в сомкнутых каблуках было неправильным, непродуманным, выбивалось из цивильного образа. Тем не менее в первые несколько мгновений Такоси с искренностью самообмана смоделировал самый желанный фантастический вариант: администрации сообщили о случившемся, его авторитет и величина в научном мире произвели впечатление, его проблема решена, и сейчас он вылетит ближайшим рейсом.
— Следуйте за мной.
Юми едва ощутимо напряглась и вздохнула во сне.
— Моя жена спит, — вполголоса сказал Такоси. — Скажите здесь.
— Господин Якутагава, следуйте за мной.
Больше не было смысла строить наивные фантастические теории. Такоси достаточно часто приходилось общаться по работе с той единственной структурой, где умели вырабатывать у сотрудников такие вот интонации.
Пушистая тяжесть исчезла с его плеча. Такоси обернулся: Юми сидела прямая, напряженная, и ее глаза были раскрыты так широко, что казались почти европейскими.
— Я с тобой, — неслышно, одними губами сказала навстречу его взгляду.
Но тот человек услышал: там, в их структуре, учат и этому.
— К сожалению, это невозможно, Юми-сан. Вы подождете тут, в зале.
Такоси поднялся:
— Я скоро вернусь.
Маленькая ложь рождает большое недоверие. Юми едва заметно прикусила изнутри губу. И ни слова напоследок.
Пока они пересекали терминал, спускались по эскалатору и петляли по темному коридору, Такоси ни о чем не спрашивал: когда имеешь дело с этими людьми, в расспросах нет никакого смысла. Вынул на ходу мобилку, глянул на номер пропущенного звонка: лаборатория, это могло быть важно. Коротко глянув на сопровождающего — главное, ни о чем не спрашивать, не ставить себя заранее в унизительно-зависимое положение — Такоси нажал ответный вызов. Но мобилка молчала, безнадежно, мертво, без единого сигнала, а когда он посмотрел на нее, уже погас и монитор; Такоси спрятал телефон в карман и ускорил шаги, обгоняя конвоира.